Дон Мерриам снял последнюю ловушку и направился в сторону станции. Кольцо ярко светило с правой стороны Земли. Через несколько секунд покажется щит Солнца, на Луну вернется жаркий день, а темный круг Земли снова осветит отраженные Луной лучи Солнца.
Неожиданно Дон остановился. Круглый щит Солнца еще не появился, а Земля, еще мгновение тому назад темная, светила теперь в двадцать раз ярче, чем когда-либо в свете Луны Он без труда распознал контуры обеих Америк, а наверху справа — маленькую светлую точку гренландского ледяного щита.
— Дон, посмотри на Землю, — раздался в наушниках голос Йохансена.
— Я как раз смотрю, Джо. Что там происходит?
— Мы не знаем. Подозреваем, что где-то на Луне произошел мощный взрыв. Может быть, пожар на советской базе вследствие взрыва ракетного топлива.
— Не было бы так светло, Джо. Но, может быть, Амбарцумян изобрел световой сигнал мощностью в двадцать Лун?
— Атомный фонарь, а? — невесело рассмеялся Йохансен. — У Дюфресне предположение лучше. По его мнению, все звезды за нами тысячекратно увеличили свою яркость.
— Может быть, он и прав, — ответил Дон. — Джо, что это за точка над Атлантикой? — неожиданно спросил он.
Точкой, с которой он говорил, было яркое желто-фиолетовое пятно на спокойной воде океана.
Ричард Хиллери задернул занавеску, чтобы резкие утренние лучи солнца не слепили глаза и попытался удобно устроиться в кресле скорого автобуса, который как раз набирал скорость по дороге в Бату. Этот автобус был приятной неожиданностью по сравнению с подпрыгивающим на выбоинах дороги драндулетом, на котором он ехал из Портленда в Бристоль. Хиллери почувствовал, что у него проходит приступ морской болезни: внутренности, которые час назад свивались змеиными узлами, теперь медленно успокаивались.
«Вот что может сделать с воображением один вечер, проведенный с пьяным уэлльским поэтом, — с иронией думал он. — Черт, какая была боль! Этого мне хватит на долгое время!»
Во время прощания Дэй Дэвис находился в исключительно приподнятом настроении, громко пел «Прощай, Мона!», импровизируя отдельные обороты под влиянием спиртного Он создавал ужасные неологизмы, такие, как «лунотемнота» и «человекосвет». Облегчение, которое почувствовал Ричард, когда избавился от Дэвиса, было искренним и глубоким. Ему даже не мешало (по крайней мере, сейчас), что у водителя автобуса было включено радио, вынуждая пассажиров слушать приглушенные звуки американского неоджаза, настолько же бессмысленного, как республиканская партия и многие другие порождения бывшей британский колонии за океаном.
Ричард тихо, хотя и глубоко, вздохнул. Да, на какое-то время он наконец-то покончил с этим Дэвисом, покончил с научно-фантастической литературой, покончил с Луной-Моной. Да, прежде всего, именно с Луной!
— Внимание, внимание! Прерываем наши передачи. Уважаемые радиослушатели! Просим внимания. Сейчас мы передадим экстренное сообщение, — раздался голос из динамиков радиоприемника. — Экстренное сообщение из Соединенных Штатов!
Глава 8
Хантер и Лысый разговаривали, наблюдая за Странником. Когда кудрявая шевелюра и буйная борода Хантера заслонили на мгновение золотистую часть шара, блестящий череп Лысого приобрел какой-то странный оттенок.
Пол под влиянием неожиданного прилива энергии прыгнул на эстраду и, не думая о последствиях, крикнул:
— Я обладаю секретной информацией о звездных фотографиях, на которых явно видны поля деформаций! Они полностью подтверждают ваши…
— Довольно! У меня нет времени выслушивать бредни фанатиков! — крикнул Лысый, после чего снова обратился к Хантеру:
— Я могу поспорить, Росс, что если этот объект находится на таком же расстоянии от Земли, как и Луна, то он должен быть величиной с Землю. Наверняка! На.
— Исходя из предпосылки, что это шар! — резко прервал его Хантер. — Потому что он может быть также плоским, как тарелка.
— Конечно, исходя из предпосылки, что это шар. Но это, пожалуй, наиболее естественное и разумное предположение, правда? Слушай, если этот объект находится всего в тысяче километров над нами, — на секунду он задумался, — то его диаметр составляет сорок восемь километров, да?
— Да, — кивнул Хантер, — подобные треугольники в двадцать тысяч восемьсот километров, разделенные на двести пятьдесят.
Лысый кивнул головой так энергично, что если бы не придержал очки, то они упали бы на землю.