Я опешил от такого предположения.
— С чего ты взял?!
— Да шучу я, расслабься! Вздрогнул, будто я тебя на этом реально спалил! — подмигнул хитрый демон, и рассмеялся. — Просто думаю, кто в здравом уме полез бы во всё это. А у тебя какая-то личная цель есть, я чувствую, просто ты говорить о ней не хочешь.
— Пришлось сказать во сне. Теперь уже можно и наяву, наверное... — пусть Жека и не видел главного, но я знал, что мне уже действительно нечего бояться. — Я домой хочу. К семье. А она не в этом мире...
— Ага, так и знал! — Жека победно щёлкнул пальцами. — То есть ты хочешь, типа, набить репутацию, чтобы тебе помогли свинтить с Земли, когда границу откроют?! Слушай, а куда пойдёшь? К драконам?
— Наверное, — я пожал плечами. — У меня не настолько много воспоминаний, но знаю, что меня ждут. И... что я сам без них уже не могу. Устал, понимаешь?
— Не очень. Моя семья тут, никуда идти не надо! Слушай, ты сколько... три тысячи лет проторчал на Земле, ну тебе что, самому не интересно задержаться ещё лет на тридцать-сорок, как всё дальше развиваться будет? Хотя решай сам, думать — полезно для здоровья, как врач заявляю.
Через час ко мне зашёл и Акелла: главволк пусть и не выказывал эмоций, но был явно рад тому, что я всё же пришёл в себя.
— Как твоё самочувствие, Йол?
— Здравствуйте, Акелла! Умеренно-хреновое, спасибо. — я чуть приподнялся с кровати, продемонстрировав пару выпавших перьев. — Понятия не имею, почему они выпадают от огня... чувствую себя Икаром.
Оборотень кивнул чему-то своему[1], но от комментариев воздержался. Через пару секунд он произнёс:
— Твоя помощь ещё многим нужна. Почти всех пострадавших, кому можно было помочь — помогли. Некоторые погибли в результате сорванного ритуала фей.
— Простите, я...
— Тебе не за что извиняться, если бы ты не прервал ритуал — жертв было бы намного больше! Я лично с трудом привёл в адекватное состояние некоторых перевёртышей, и теперь понимаю опасность «Сказки». Но среди лаборатории «Странствие» тоже есть потери.
Внутри меня всё сжалось. Был всего лишь один участник, на которого плетение тёти Лисы могло не подействовать.
— Чешир?
— Его жизненные каналы пережгло, он необратимо превратился в кота. Скажи, можешь ли ты помочь ему, как придёшь в норму?
— Конечно помогу! — ответ родился раньше, чем я успел осознать это. На самом деле мне не очень хотелось помогать самовлюблённому фэйри, который опять выскажется в духе «Конечно ты меня спас, иначе мир бы погиб без моего обаяния!». Но меня всегда учили: если кому-то нужна твоя помощь, то помоги. Увы, в то, что я тоже достоин помощи, я не верил.
Мои метания вряд ли остались в стороне от оборотня-особиста, поэтому он добавил, как бы невзначай:
— В любом случае, ты сейчас остаёшься на лечении. Как твой начальник, я запрещаю тебе проводить энергозатратные действия, пока ты не придёшь в норму. Даже если время ограничено!
— А если Чешир навсегда останется котом?
— Через год-два он сможет вернуть себе нормальный вид, но, если нет... Тем лучше для него. Как перевёртыш, скажу, что Зверь в сочетании с человеческим разумом даёт много пищи для размышлений. К тому же напомню: Чешир сам регулярно отказывался от Человека. А ты нужен своей семье, поэтому будь добр, побереги себя.
— Акелла, я знаю, что вы всё слышали. — я покосился на лежавший на столе телефон.
Особист покачал головой.
— У меня хватает других дел, в этот раз — нет. Но я всё ещё помню, о чём ты думаешь почти всё время. И, если тебя это утешит, я переговорил с Пограничным корпусом. По итогам проекта «Москва» пунктом назначения может стать один из миров Белой стаи, а ты — членом первой команды путешественников.
— Если только доживу... — вздохнул я. Что-то в моём тоне заставило Акеллу нахмуриться. Присмотрелся ко мне, даже принюхался.
— Я чувствую, что ты говоришь правду. Но если это действительно так... хочу напомнить, что я тоже считаю тебя своим другом и членом стаи, поэтому готов поддержать.
— Спасибо... — я снова лёг, и прикрыл глаза. Солнце ещё не успело скрыться за горизонтом, а я опять засыпал! Пока просто засыпал, зная, что в какой-то степени, Вивальди права: здесь тоже есть те, кого я могу назвать своей семьёй, и кому я тоже нужен. Но мои дни на Земле уже сочтены, как бы они ни старались меня удержать. Скоро я уйду и от них тоже.
Что же мне делать?
Даже во сне ответа на этот вопрос не случилось: я стоял на краю крыши Института, и смотрел вдаль. Рядом находился... Друг. Его образ ускользал от меня; всё, что я запомнил в его облике — это высокий рост, худобу, сутулость, усталость.