Боги приняли его благосклонно - дым негасимого очага окутал Странника с ног до головы и языки огня, казалось, обнимали его, лишь чуть не касаясь рук, протянутых к очагу - невиданное дело. Белян, наблюдавший издали, только диву давался - он никогда не видел такого, но знак был явно хороший - чистый огонь не станет так ласкать дурного человека. Когда дым рассеялся, казалось, Странник выпрямился, стал, не таким сгорбленным.
После, когда Странник ушел, хранитель святилища вышел к Беляну и сказал ему тихо, чтобы не слышали любопытные:
- Непрост ваш пришлый. И богам он знаком, значит сам не слаб силой, и в обрядах не только участвовал, но и совершал их. Видел, как ему огонь радовался - как побратиму. Да и лица его не видно совсем не из-за тени - он специально тому, кто смотрит глаза отводит, значит силу имеет и знающий. Чувствую я, крепко жизнь его переломала и непросто, не людскими руками.
А к осенним дедам он вырезал несколько подарков святилищу, да Беляю.
Вещи были удивительны и необычны - тонкий, будто живой узор так и притягивал глаз, радовал. Старшему до того понравились подарки, что он попросил сделать богато вырезанную прялку - в подарок молодой жене знатного родственника.
Когда лег санный путь, повезли в Гостец дань и Белян взял с собой работу Странника - показать тамошним торговцам. Городишко был мал, но торг по весне собирался большой, да и зимой бывали гости. В этих местах больших поселений не водилось, князь жил куда подале - в Корикове, там город был великий.
Странник и вправду не оказался обузой, за зиму наготовил пушнины, да чудных деревянных поделок и на торгу наменял на них еду и одежду.
Как оказалось, он хорошо знал травы и кровь затворять умел - в трудные часы местные, со страхом переступая порог избы на отшибе, просили о помощи.
***
Так прошла зима, истаяли сугробы, на их месте уже вовсю зеленела трава. Подходил праздник середины лета - Купальная ночь, вторая главная ночь года. Праздник, когда слабее грань и смешивается в ночных лесах и лугах жить и нежить, и боги приходят повеселиться вместе с людьми.
В эту ночь нельзя сидеть дома - нужно встретить зарю, чтобы вся короткая светлая ночь полна была радости и света.
Сосновцы собрались к вечеру на большом лугу, рядом со старым сосновым лесом. По краю его шел мелкий густой березняк - будет, где спрятаться тем, кому ярая праздничная сила ударит в голову.
Пологий спуск, недалеко от кострища, вел к реке. На закате девушки пойдут купаться, оставят в реке венки, а потом зажгутся костры и будет пир и пляски, и песни, и игры. А когда празднующие захмелеют и строгие старшие женщины ослабят надзор, станут уходить в тень веселые пары, да и супруги не упустят случай прославить молодую силу земли и ее даровитость.
Наутро, смелые пойдут кланяться родителям и просить благословения, а робкие - станут ждать и надеяться, что мужем станет тот, с кем гуляли самой короткой ночью.
Странник, как только выпили первую, круговую, чашу, тут же ушел - отговорился, что в волшебную ночь нужно собирать особые травы, но на самом деле просто не мог смотреть на смеющихся селян, на счастливые пары. Да и не хотел своим видом портить праздник.
Отойдя подальше от шумных людей, он присел под деревом и, плотнее запахнувшись в плащ, задремал.
Он почувствовал ее издалека. Когда Странник открыл глаза, уже была отчетливо видна женская фигура, появившаяся со стороны костров. Девушка бежала, часто оглядываясь, останавливаясь и прислушиваясь. Она так старалась углядеть, гонится ли за ней кто-нибудь, что споткнулась о Странника. Вскрикнув, девушка взмахнула руками, но он успел ее поймать и осторожно усадил подле себя.
От резкого движения наголовник слетел с головы. Девушка взглянула - и вскрикнула, прикрывая руками лицо. Досада, так звали девушку, теперь он ее узнал.
Странник отшатнулся от нее, хотел было накинуть наголовник обратно, но, разозлившись сам на себя за такую чувствительность, оставил, как было.
Досада с ужасом смотрела на открывшееся лицо. Хотя и лицом-то его можно было назвать с трудом. Лоб, левая бровь и скула, подбородок и губы справа оплавлены, будто воск, только середина лица была не тронута, будто мужчина прикрылся рукой от того, что так его изуродовало. Левый глаз был совсем белый. Серо-седые, неровные волосы отсвечивали в лунном свете.
Опомнившись, она смутилась, а потом испугалась - ну как обидится, да задумает чего нехорошее - никто не спасет. Даром, что худой да больной - вон какие руки сильные.
- Прости, Странник, я не ожидала просто... прости, - неловкая, сбивчивая речь только выдала испуг.