Его голос дрожал. Он снова остановился прямо передо мной, его лицо было так близко, что я могла почувствовать жар его дыхания.
— Как же я, Анжелика? — повторил он, глядя мне в глаза. Его голос стал ниже, но в нём всё ещё звучала боль. — Я был рядом. Я смотрел на тебя. Я ждал. Но ты… Ты ушла к нему. Ты выбрала его.
Его слова пронзили меня насквозь, прошили ржавыми иголками до самых костей. Я чувствовала, как каждое слово оставляет шрам. Он смотрел на меня с такой ненавистью и болью, что я едва могла дышать. Но я не могла молчать. Я не могла больше сдерживать себя.
— Потому что я не могла выбрать тебя! — воскликнула я, слёзы уже жгли мои глаза. — Ты священник, Чезаре! Ты поклялся Богу! Как я могла выбрать тебя, если ты принадлежишь не мне?
Он застыл. Я видела, как эти слова прошли сквозь него, как волны, разбивающиеся о скалы. Его лицо дрогнуло, и на мгновение я увидела его боль. Его истинную боль.
— Ты думаешь, я не страдаю? — его голос стал хриплым, почти шёпотом. — Ты думаешь, я не проклинаю себя каждый день за то, что хочу тебя? Что мечтаю о тебе? Что каждый раз, когда вижу тебя, я хочу… — Он запнулся, его глаза загорелись ещё ярче. — Я хочу тебя, Анжелика. Хочу так сильно, что это сводит меня с ума.
Я затаила дыхание. Эти слова, сказанные им вслух, разорвали меня изнутри, заполнили адским триумфом, грешным диким счастьем. Я почувствовала, как моё сердце замирает. Я больше не могла сдерживать себя. Всё, что я пыталась скрыть, рвалось наружу.
— Ты должен был сказать мне это раньше, — прошептала я, подходя ближе. — Почему ты молчал? Почему ты заставил меня страдать?
— Потому что это неправильно! — воскликнул он, снова переходя на яростный рык. — Потому что это грех, Анжелика! Это грех! Я поклялся служить Богу. Я дал обет!
— Какой обет? — выкрикнула я в ответ, не в силах больше сдерживать себя. — Ты дал обет, но ты нарушил его, как только позволил себе хотеть меня! Это не Бог — это ты сам себе не позволяешь любить!
Он шагнул ко мне, и я снова почувствовала его тепло. Наши лица были так близко, что я могла видеть каждую линию на его коже, каждую искру в его глазах. В них всё ещё горела боль, но теперь эта боль смешалась с чем-то другим. С желанием. Диким, необузданным желанием.
— Ты права, — прошептал он, его голос был хриплым, как если бы он сам едва мог его контролировать. — Я нарушил все свои обеты. И сейчас я готов нарушить ещё один.
И прежде чем я успела что-либо сказать, его губы прижались к моим. Это не был мягкий, нежный поцелуй. Это был поцелуй, полный боли, отчаяния и страсти. Он целовал меня так, словно в этом поцелуе было его спасение. Как будто он хотел уничтожить всё, что нас разрывает, уничтожить все границы, все запреты.
Я не сопротивлялась. Я не могла. Его поцелуй был огнём, который охватил меня с головы до ног. Я чувствовала, как этот огонь сжигает всё внутри меня — все сомнения, всю боль. Огонь желания, который мы так долго сдерживали, теперь вырвался на свободу. Я обвила его шею руками, мои пальцы запутались в его волосах. Я тянула его к себе ближе, так близко, как только могла. Я хотела чувствовать его — всё его. Я хотела, чтобы он был моим. Навсегда.
Его руки сжали меня за талию, его пальцы вонзились в мою кожу, как когти. Я чувствовала, как его тело напрягается, как его дыхание становится всё более прерывистым. Он больше не мог сдерживать себя. И я не хотела, чтобы он сдерживался. Мы оба знали, что это неправильно. Мы оба знали, что это грех. Но в этот момент это не имело значения. Ничего не имело значения, кроме нас.
— Прости меня… тихо прошептала я.
— Прости, — очень тихо, почти неслышно. Скорее себе, чем ему.
Оторвался т моих губ, смотрит на меня исподлобья, тяжело, как будто сейчас раздавит этим взглядом. И у меня голова идет кругом от того насколько он ко мне близко сейчас. Так горячо, так запредельно. Меня обжигает его дыхание. И мне кажется мое горло пересохло как от дикой жажды. Впился в мои губы снова, приподнял одной рукой и понес. Я не знала куда, мне было все равно…хоть в сам ад пусть несет, хоть выкинет в бездну. Мы куда-то буквально ввалились бешено целующиеся, он захлопнул дверь, не отрываясь от моих губ. Швырнул на постель, навис сверху. Лихорадочно расстегнул все пуговицы на корсаже, до самого пояса. Я прикусила губу, позволяя себя раздевать. Сдернул корсаж вниз, обнажая грудь и я зажмурилась, чувствуя, как твердеют соски под его взглядом. Провел кончиками пальцев от горла до ложбинки между грудей, а потом склонился к моим губам.
— Я ведь уже не отпущу…ты это понимаешь?