– Конечно. Подобную работу нельзя выполнять, сидя на разных концах лазерного луча со спутником связи посередке. Это слишком дорого, слишком неудобно и, конечно, недостаточно секретно…
«Это действительно похоже на приключенческий роман», – решил Вильям.
– Приезжайте в Даллас, – продолжал Дмитрий, – и я покажу вам, что у нас есть. Тогда вы лучше поймете наши возможности. А потом поговорите с теми, кто занимается компьютерами. Пусть они поймут возможности вашего образа мышления.
Вильям понял, что настало время проявить решительность.
– Дмитрий, – сказал он, – у меня здесь своя работа. Важная работа, которую я не хочу бросать. Чтобы сделать то, что вы хотите, я должен буду оставить свою лабораторию на месяцы.
– Месяцы! – Дмитрий явно был ошеломлен. – Милый Вильям, наша работа может занять годы. Но ведь она имеет отношение к вашим проблемам.
– Нет, не имеет. Я знаю, что такое моя работа, управление роботом на Меркурии в нее не входит.
– Почему? Если все пойдет хорошо, вы, пытаясь заставить компьютер работать как мозг, узнаете больше о мозге. В результате вы вернетесь сюда, вооруженный новым знанием, полезным для того, что вы сегодня считаете своим делом. А пока вы в отъезде – разве у вас нет коллег, которые могут продолжать начатое? И разве вы не можете поддерживать с ними постоянную связь с помощью лазерных и телевизионных сигналов? И разве нельзя время от времени приезжать в Нью-Йорк? Ненадолго.
Вильям заколебался. Мысль об изучении мозга под другим углом зрения попала в цель. С этого момента он уже искал оправдание перед самим собой, чтобы поехать, – по крайней мере, ненадолго, только увидеть, на что это похоже… Он ведь всегда может вернуться.
Потом они с Дмитрием, простодушно наслаждавшимся поездкой, съездили на развалины старого Нью-Йорка. Старый Нью-Йорк был прекрасен, он восхитительно демонстрировал бессмысленную гигантоманию тех, кто жил до Катастрофы, Вильям подумал, что во время путешествия в Даллас он, может быть, тоже увидит какие-нибудь достопримечательности.
Собираясь в Даллас, Вильям начал подумывать о том, чтобы найти себе новую подругу. Хорошо бы найти ее в том регионе, где он не намерен жить постоянно.
Он имел лишь самое приблизительное представление о том, что от него требуется, но не тогда ли, подобно далекой зарнице, пришла ему в голову мысль, что, может быть…
Итак, он приехал в Даллас, вышел из вертолета и снова увидел сияющего Дмитрия. Маленький человек прищурился, потом обернулся и сказал:
– Я так и знал. Какое поразительное сходство! Вильям посмотрел в ту сторону, куда смотрел Дмитрий, и увидел отпрянувшего… Ему было достаточно вспомнить собственное лицо, чтобы не усомниться: перед ним стоит Энтони.
На лице Энтони явственно читалось страстное желание скрыть их родство. От Вильяма требовалось только произнести вслед за Дмитрием «Поразительно!» и забыть, что Энтони его брат. Безусловно, генетические модели людей многообразны, тем не менее в природе возможно сходство даже при отсутствии родства.
Но Вильям был гомологистом, а работать, с мозгом. не выработав невосприимчивости к некоторым деталям не может никто, поэтому он сказал:
– Я уверен, что это Энтони, мой брат.
Дмитрий удивился:
– Ваш брат?
– Мой отец, – объяснил Вильям, – имел двух детей от одной и той же женщины, моей матери. Мои родители были странными людьми.
Потом он шагнул вперед, протянув руку, и у Энтони не было другого выбора, как обменяться рукопожатием… Инцидент, происшедший в секторе приема, когда прибыл эксперт, на несколько дней стал единственным предметом разговоров.
5
Раскаяние Вильяма, когда он понял, что натворил, было слабым утешением для Энтони.
После ужина в тот вечер они сидели рядом. Вильям сказал:
– Извини. Я думал, если худшее случится сразу же, то оно тут же и кончится. Но, кажется, это не так. Я не подписывал никаких бумаг, никаких официальных договоров. Я уеду.
– И что хорошего? – спросил Энтони грубо, – Все теперь знают. Два тела и одно лицо. Этого достаточно, чтобы человека начало тошнить.
– Если я уеду…
– Ты не можешь уехать. Ведь это была моя идея.
– Вызвать меня сюда? – Вильям вытаращил глаза насколько это было возможно при его тяжелых веках, брови его поползли вверх.