– Но ведь Камчак, этот гениальный, прозорливый тачак, отдал меня тебе именно для того, чтобы ты через рабство и подчинение научил меня быть женственной. Разве не так?
– Думаю, так.
– По его мнению, – и возможно, ты тоже так считаешь, – все это делается в моих собственных интересах.
– Возможно. На самом деле, я боюсь это утверждать. Все это слишком сложные вещи.
– Ну, так я докажу, что вы оба не правы!
– Давай посмотрим.
– Но ты должен пообещать, что постараешься сделать из меня настоящую рабыню – хотя бы лишь на это время.
– Хорошо.
– Ставкой будет моя свобода против…
– Против чего?
– Против твоей!
– Как ты себе это представляешь?
– В течение одной недели здесь, в фургоне, когда никто не будет видеть, ты будешь моим рабом: будешь носить ошейник и делать все, что я пожелаю.
– Признаться, эти условия мне не совсем подходят.
– Ты, кажется, не находишь ничего противоестественного в обладании мужчины женщиной-рабыней. Почему же ты возражаешь против обладания женщины мужчиной-рабом?
– Пожалуй, ты права.
По её лицу пробежала легкая улыбка.
– Наверное, это приятно – иметь своего собственного раба-мужчину. – Она рассмеялась. – Я покажу тебе, что значит рабский ошейник!
– Не торопись считать своих рабов, пока ты их ещё не завоевала, – охладил я её пьы.
– Итак, пари принято? – подвела она итог.
Я с изумлением смотрел на нее. Брошенный ей вызов, казалось, преобразил, оживил каждую частичку тела и души этой женщины, – наполнил огнем её взгляд, голос, саму манеру держаться. И это золотое тачакское колечко в носу придавало ей ещё большее очарование, а обнимавшая её шею узкая металлическая полоса ошейника сейчас ещё больше подчеркивала нежность и грациозное изящество изгибов её тела. Этот ошейник с выгравированным на нем моим именем давал мне все права на носящую его женщину, делал её моей бесправной рабыней, и несмотря на это, стоящая передо мной женщина, прошедшая клеймение и процедуру обращения в рабство, познавшая унижение и плеть рабовладельца, бросала мне вызов – извечный вызов непокоренной женщины осмелившемуся прикоснуться к ней мужчине, женщины, противящейся подсознательному, заложенному в ней самой природой стремлению раствориться в его объятиях, потерять индивидуальность в слиянии с ним, подарить себя ему, отозваться на его призыв, подчинить себя этому призыву, этому голосу её крови, осознать себя пленницей этого естественного порыва и, значит, пленницей обладающего ею мужчины.
Как говорят горианцы, в этой войне полов женщина уважает лишь того мужчину, который сумел до основания разрушить её бастионы.
Однако в глазах Элизабет Кардуэл я сейчас не замечал подтверждения горианской точки зрения на взаимоотношения полов. Она, казалось, уже жила ощущением своей – пусть ещё неодержанной – победы и, очевидно, предвкушением того, чем сможет отомстить мне, представителю мужской части населения этого мира, за те бесконечные поражения, которые ей пришлось пережить. Я подумал о её обещании показать мне, что значит рабский ошейник. Если она выиграет, у меня было мало сомнений в том, что она не выполнит свою угрозу.
– Ну так что, хозяин? – с вызовом поинтересовалась она.
На лице её отражалась вся буря испытываемых ею переживаний. У меня не было никакого желания сделаться её рабом. Нет, решил я, если одному из нас суждено находиться в подчинении другого, это непременно будет очаровательная мисс Кардуэл.
– Пари принято, моя маленькая рабыня, – усмехнулся я.
Она радостно рассмеялась и, поднявшись на цыпочки, притушила свисающий с потолка светильник.
Затем среди разложенных в фургоне богатых трофеев она выбрала показавшиеся ей достойными этой минуты одеяния.
В полупрозрачных шелках наслаждений она действительно выглядела впечатляюще.
– Ты готов стать рабом? – поинтересовалась она.
– Пока ещё ты носишь ошейник, – возразил я.
Она уронила голову, с деланным смирением произнесла: «Да, господин» – и тут же бросила на меня озорной взгляд.
Я жестом приказал ей подойти, и она послушно приблизилась.
Я приказал ей прильнуть к моей груди, и она, повинуясь, опустилась рядом со мной.
Лежа в моих объятиях, она снова стрельнула в меня глазами.
– Ты уверен, что готов быть рабом? – спросила она.
– Можешь не беспокоиться, – пообещал я.
– Мне будет приятно иметь тебя своим рабом. Я всегда хотела иметь красивого раба-мужчину.
– Хватит, успокойся, – оборвал я её.
– Да, хозяин, – послушно сказала она.
Я снял с неё шелка наслаждения и отбросил их в сторону.
– А теперь я хочу оценить поцелуй моей рабыни, – распорядился я.
– Да, хозяин, – отозвалась она.
– Наполненный страстью поцелуй, – предупредил я.
В притворной страсти она прильнула ко мне губами.
Взяв её за ошейник, я оторвал её от себя, повалил на пол и прижал спиной к густому ворсу ковра.
Она смотрела на меня с робкой недоверчивой улыбкой.
Я ухватил рукой вдетое ей в нос тачакское колечко и слегка потянул.
– Ой! – воскликнула она от боли, на глазах выступили невольные слезы. – С девушками так не обращаются!
– Ты не девушка, – напомнил я. – Ты – рабыня.
– Верно, – с несчастным выражением лица согласилась она и отвернулась.
Я почувствовал легкое раздражение.
Она подняла на меня глаза и удивленно рассмеялась.
Я начал целовать её шею, грудь, покрывая поцелуями её тело, изгибавшееся в моих руках.
– Я знаю, что ты делаешь, – заметила она.
– Что именно? – поинтересовался я.
– Ты пытаешься заставить меня почувствовать себя обладаемой.
– Вот как?
– Да, но пока твои старания успеха не имеют.
Я и сам начал ощущать некоторый скептицизм. Она повернулась в моих объятиях на бок и искоса посмотрела на меня.
– Горианцы утверждают, – вдруг со всей серьезностью произнесла она, – что каждая женщина, сознает она это или нет, страстно желает хотя бы на один час стать рабыней – совершенной рабыней – в руках мужчины. Не так ли?
– Помолчи, пожалуйста, – отмахнулся я.
– Нет, каждая женщина, каждая, ведь гак?
Я не мог понять, к чему она клонит.
– Видимо, да, – признал я.
Она рассмеялась.
– Ну, вот! – торжествующе воскликнула она. – Я сейчас лежу обнаженная в объятиях мужчины, в рабском ошейнике. Думаю, нет никаких сомнений в том, что я – женщина!
– Мне кажется, в настоящий момент – не до конца!
С минуту она смотрела на меня с гневом, затем лицо её осветилось улыбкой.
– Те же горианцы говорят, – с прежней серьезностью заметила она, – что в ошейнике женщина может быть только женщиной.
– Наиболее ошибочна, конечно, теория, утверждающая, что каждая женщина страстно желает сделаться хотя бы на час рабой мужчины, – проворчал я.
Она пожала плечами, уронив голову на плечо.
– Возможно, – согласилась она. – Велле это неизвестно.
– Ну, может быть, Велла это выяснит.
– Может быть, – рассмеялась она.
Тут я, возможно, не слишком деликатно стиснул рукой её коленку.
Она охнула и попыталась отдернуть ногу, но это ей не удалось.
Подвинув её ближе к себе, я полюбовался изящной формой её икр.
Она снова попыталась вырваться, и снова безуспешно; она могла двигаться, только когда я ей это позволял.
– Пожалуйста, Тэрл, – прошептала она.
– Ты собиралась стать моей, – ответил я.
– Пожалуйста, дай мне встать, – взмолилась она.
Я держал её за ногу не слишком сильно, но так, что она не могла не почувствовать себя в руках мужчины.
– Пожалуйста, Тэрл, отпусти меня. – В её голосе угадывались тревожные нотки.
– Тихо, рабыня. Успокойся, – приказал я.
– То, что ты сильнее меня, ещё ничего не значит! заявила она.
Я стал покрывать поцелуями её ногу – икру, колено, бедро, и по телу девушки пробежала дрожь.
– Отпусти меня! – воскликнула она.
Но я лишь продолжал свои поцелуи – нежные и настойчивые.
– Настоящий мужчина никогда не станет делать того, чего не хочет женщина! – внезапно закричала она. – Настоящий мужчина всегда будет внимателен к желаниям женщины, мягок и любезен с ней, добр и уважителен! Вот что такое – настоящий мужчина!