— Знаю я вашу породу с лягушачьими словами, — проворчал он. — Ты издеваешься. Лучше бы помогла.
Уида искренне удивилась:
— Я?
Кустер подошел к ней поближе и зашептал на ухо:
— Я тебе заплачу. У меня денег припрятано. Мне господин давал... на то, на се... а я покупал дешевле. И разницу припрятал. Все тебе отдам, только помоги: я один в лесу боюсь.
Уида ответила, тоже на ухо:
— А вот я про тебя все расскажу — что тебе будет?
Кустер подумал немного и проговорил вслух, громко:
— А ничего мне не будет...
— Неинтересно... — Уида надула губы. — Я люблю, чтобы какая-нибудь жуть.
— Тебя вправду хотели повесить за конокрадство? — осведомился Кустер.
— Тебя тоже возбуждают разговоры о пытках и казнях? — вопросом на вопрос ответила Уида и рассмеялась. — Иди, работай!
Кустер, невнятно причитая, скрылся в тумане и скоро явился с большим бревном на плече.
— Вот видишь, как на человека действуют самые простые методы, — обратилась Уида к Эмери. — Два-три ласковых слова — и он уже трудится как вол.
Страх застрять в «проклятом приграничье», как называла это место Уида, подгонял Кустера лучше всяких угроз и посулов, и к ночи он натаскал целую гору сучьев и упавших деревец. Втроем они принялись сооружать костер.
— Никогда не думал, что сжечь тело — такая сложная задача, — признался Эмери.
— Жизнь всегда готова припасти для тебя открытие-другое, — отозвалась Уида. — Я тоже делаю это впервые.
Огонь занялся, и первые оранжевые языки, лизнув труп, неожиданно задымили и сделались фиолетовыми. Мгновение Эмери казалось, что пламя вот-вот погаснет, но нет: костер разгорелся с новой силой. Теперь в ночи пылал гигантский темно-лиловый шар, внутри которого корчилось и постепенно исчезало тело: оно все время было отчетливо различимо в самой середине костра — точно зародыш внутри яйца, черный, изломанный, угловатый скелет с поджатыми к животу ногами. Затем раздался оглушительный гром, словно лопнул, ударившись о землю, большой мех с водой, и тело разлетелось на множество крохотных частиц. Тотчас же пламя вновь сделалось оранжевым.
— Здесь кто-то есть, — сказала Уида, отстраняясь от Эмери. Только после этого он понял, что все это время они трое стояли, обнявшись: Уида в середине, положив руки на плечи обоим мужчинам.
Эмери оглянулся. Из мерцающего тумана на тропинку, в круг оранжевого света ступили четверо, и поначалу Эмери воспринимал их только сплошными тенями, сгустками темноты, имеющей человеческие очертания, — но то была успокаивающая, живая темнота, не мертвая, не пустая, но заполненная и теплая.
— Нет! — со стоном выговорила Уида и запустила пальцы себе в волосы. — Отец!..
— Здравствуй, беспутная дочь! — закричал рослый человек в длинном плаще с капюшоном и бросился к ней навстречу. Уида подхватила юбки и помчалась прочь, и они обежали вокруг костра раза два, прежде чем второй человек, тоже в плаще, не подставил Уиде ногу, так что она растянулась во весь рост на земле.
— Ай! — завопила Уида, цепляясь за корни дерева, пересекающие тропинку, точно торопливо ползущие куда-то змеи. — Ай! Помогите! Эмери!
Тот, кого она назвала своим отцом, наклонился над лежащей женщиной и ухватил ее за талию.
— Вставай, Уида, ты попалась! — объявил он с торжеством.
Она несколько раз дернулась, но в конце концов встала. Он откинул капюшон и поцеловал ее в лоб.
Теперь Эмери мог оценить, насколько права была Уида, когда говорила о внешности своих родственников. Отец ее действительно немного напоминал женщину — особенно если искать этого сходства: тонкий в кости, с изящными чертами, длинными волосами. Но повадка у него была опасная, совсем не женственная: он держался как человек, привыкший жить среди постоянной опасности.
«Приграничье, — подумал Эмери. — То, о чем в Королевстве никогда не говорят, потому что это не имеет никакого отношения к жизни людей. Это касается только Эльсион Лакар...»
Уида тряхнула растрепанными волосами.
— Ну, я рада видеть тебя, — нехотя выговорила она. — Теперь ты доволен?
— Что вы тут делаете? — осведомился ее отец. — Жарите бедную лошадь?
— Нет — того, кто убил ее, — сказала Уида рассеянно, оглядывая тех, кто явился вместе с ее отцом на свет огня.
Эльсион Лакар поднял руку, подзывая своих спутников, и Уида увидела их в ярком свете костра: невысокую девушку с круглыми плечами, прозрачного старика с золотистым мерцанием вокруг лба — тенью короны, которая в приграничье делалась почти незаметной, и за плечом девушки — высокого человека, который глядел так, будто до сих пор не оправился от какого-то сильного потрясения.
Меньше всего Эмери ожидал встретить здесь тех, ради кого он, собственно, и предпринял свое путешествие. Он даже не сразу их узнал, до такой степени велика оказалась для него неожиданность.
Они тоже в первое мгновение растерялись. Мужчина, стоявший чуть позади девушки, осторожно обнял ее и привлек к себе, словно пытаясь защитить.
Уида покачала головой:
— Ну и ну! И Чильбарроэс, вечный ворон, тоже здесь! Когда же вам обоим надоест шастать по туманам?
— Никогда, — заявил Чильбарроэс, подходя ближе. — Вот еще! Кто же будет обитать в приграничье, если его покинем мы?
— Пара-другая чудовищ, — ответила Уида. — Вот уж кто бы не помешал, так это несколько добрых монстров. Прожорливых и все такое. Это позволило бы избежать множества бед.
— Если чудищ не истреблять, они начинают бесконтрольно плодиться и могут хлынуть в населенные миры по обе стороны границы, — сообщил Чильбарроэс.
— Чудища не склонны размножаться, — возразила Уида. — Им не свойственно стремление любить.
— Размножение возможно и без всякой любви, — с серьезным видом отозвался ее отец.
— Аньяр! — воскликнул Чильбарроэс возмущенно. — Здесь находятся невинные девушки. Будь сдержанней в речах.
— Я имел в виду — почкование и пускание корешков из сломанного прутика, — сказал Аньяр. — А ты что имел в виду?
— Я вообще не говорил о размножении, — был ответ Чильбарроэса. — Об этом беседовал ты со своей взрослой дочерью. Кстати, спроси у нее — чем она здесь занимается. Мне не нравится, что Уида бродит, где ей вздумается, и чинит непотребства, не спросив разрешения у старших.
Аньяр, Уида и Чильбарроэс говорили нарочито громко — очевидно, желая, чтобы все прочие участники насладились их доброй дружбой и чувством юмора. Однако все усилия блеснуть пропали втуне: Эмери почти не слушал их. Его интересовали только те двое, что молчали, и он направился к девушке и охранявшему ее человеку.
— Элизахар, — окликнул его Эмери. — Здравствуйте...
Элизахар почувствовал, как напряглась Фейнне: она вслушивалась в голос, заговоривший так близко и так для нее внезапно. Неожиданно лицо девушки расцвело улыбкой.
— Эмери! — воскликнула Фейнне. И крепче прижалась к Элизахару. — Я узнала его! — похвасталась она.
Он чуть наклонил голову и провел губами по ее волосам.
Эмери ошеломленно наблюдал за обоими. Элизахар засмеялся, и, слыша его смех, расхохоталась и Фейнне.
— По-моему, вы неприлично счастливы, — сказал Эмери.
— Вероятно, — не стал отпираться Элизахар.
— И что прикажете с этим делать? — осведомился Эмери.
— Тут уж ничего не поделаешь, — весело согласилась Фейнне.
— Что я доложу вашим родителям, любезная госпожа? — очень строгим тоном вопросил Эмери. — Ваш отец обеспокоен. Впрочем, обеспокоен — немного неправильное слово. Он сходит с ума. Ваша мать видит страшные сны. Каждую ночь.
— Знаю, — сказал Элизахар. — Я видел ее сны.
— Какое совпадение — я тоже! — парировал Эмери. — В дневное время суток госпожа Фаста пребывает в уверенности, что некий наемник и грабитель с большой дороги украл ее дочь и теперь пользуется беспомощным положением молодой девушки. Я потратил немало сил на то, чтобы убедить госпожу Фасту в том, что она ошибается...
— Мама волнуется совершенно напрасно, — сказала Фейнне.
— А господин Одгар?
— Он... — Фейнне чуть помрачнела и тут же засияла вновь: — Но я же вернусь!
— Господин Одгар немного лучшего мнения обо мне, нежели госпожа Фаста, — вступил Элизахар.