Но ничего подобного не происходило. Лодка по-прежнему вгрызалась в воду носом, и противоположный берег вдруг сделался ясно различим даже сквозь пелену дождя и тумана: они были близки к цели!
Неожиданно гребцы опустили весла. Одгар недоумевающе глянул на них. Лодочник улыбался, крепко держа руль.
— Раздевайся! — сказал он Одгару.
— Что?
— Тебе помогут. Раздевайся!
Один из гребцов, сидевший ближе других, приподнялся и взял Одгара за плечо, другой начал расстегивать на нем куртку и пояс.
— Что вы делаете?
— В одежде неудобно плавать...
Он пробовал отбиваться, но лодка качалась, а лодочник, чье лицо постоянно маячило перед глазами Одгара, все улыбался и улыбался.
— Ты ведь не хочешь получить по голове? Будешь без сознания — утонешь сразу, а в воде столько всего интересного! Неужели ты не хочешь увидеть?
И Одгар послушно подумал о синих водорослях и золотых монетках рыб...
Вода оказалась холоднее, чем он предполагал. Он вынырнул и увидел, что лодка ушла очень далеко: в прыгающих волнах едва-едва мелькала корма. И берег, казавшийся близким, когда Одгар сидел в лодке, снова отодвинулся и сделался недостижимым.
Отец Фейнне не сдавался. Некоторое время он боролся с течением, а затем его настигло бревно, плывшее куда-то своей дорогой, и Одгар схватился за него. Река понесла его дальше, то захлестывая с головой, то подбрасывая на гребне.
Затем Или разделилась на два рукава, и берег снова приблизился. В какое-то мгновение Одгар заметил силуэт всадника, но затем он снова погрузился в воду, а когда вынырнул, всадника уже не было. Спустя короткое время, однако, он обнаружил в воде лошадиную голову с вытаращенными глазами и раздутыми ноздрями. Рядом с лошадиной головой плыла человеческая, и сиплый голос выкрикнул:
— Держись!
Одгар едва не рассмеялся: а чем еще он здесь занимается? Лошадь подплыла ближе; всадник, хватавшийся за ее гриву, протянул руку Одгару. Он с трудом разжал окоченевшие пальцы. Бревно, освободившись от своей ноши, качнулось на волнах — как почудилось Одгару, весело — и скрылось из виду.
Прикосновение теплой руки незнакомца оказалось для Одгара целительным. Лошадь фыркала и трясла головой, грива ее полоскалась в воде.
На берег они выбрались, едва дыша. Незнакомец отплевывался и сердито обтирал ладонями лицо и волосы. Одгар, совершенно раздетый, просто лежал на берегу. Песок под ним раскачивался, капли дождя представлялись Одгару менее мокрыми, нежели волны, и куда более теплыми. Он поднялся на четвереньки и обнаружил, что его тошнит.
Видимо, незнакомец догадался об этом, потому что со стоном выругался и отошел в сторону, крикнув:
— Когда будешь в норме — приходи!
Одгару понадобилось немало времени для этого. Во всяком случае, достаточно, чтобы незнакомец успел разложить костер и устроиться с некоторыми удобствами. Правда, еды у него не имелось. Как он разжег огонь при такой погоде — также оставалось загадкой, пока незнакомец не смилостивился и не показал водонепроницаемый мешок с хворостом, который возил вместе с провизией в седельной сумке.
— Теперь у меня и хворост закончился, — сообщил он под конец.
Одгар уселся поближе к костру. Незнакомец глянул искоса и фыркнул:
— Не хотите одеться, добрый господин? Ваше синюшное тело вызывает у меня дурные мысли.
Одгар неожиданно расхохотался. Он повалился на землю и начал бить по ней ладонями, он стукался головой о песок, катался по траве и выл... Незнакомец сердито бросил в него камушком:
— Я просил вас вернуться сюда только после того, как вы окончательно придете в себя...
— Простите... — Одгар вытер слезы. — С удовольствием оденусь.
— Так-то лучше. — Незнакомец встал, снял с себя плащ и куртку, подержал эти вещи на руках и наконец вручил Одгару плащ. — Эта штука лучше вас закутает, — пояснил он, — и мне не придется расставаться со штанами. К тому же он уже старый, так что не жалко.
Одгар завернулся в плащ.
— Кто вы? — спросил незнакомец, задумчиво глядя на огонь.
— Мое имя Одгар из Мизены, я владелец ткацкой мануфактуры...
— Наконец-то мне повезло, — так же спокойно, почти равнодушно проговорил незнакомец, — и я оказал услугу богатому человеку... А то сплошь какие-то голодранцы. Да ведь когда вы голые — кто вас разберет!
— Что вы имеете в виду? — удивился Одгар.
Незнакомец поднял голову и встретился с ним глазами.
— С началом непогоды здесь появилось несколько крайне неприятных людей, — пояснил он. — Вы четвертый, кого я вытаскиваю из воды. — Кивком подбородка он указал на берег. — Там я закопал одного, чуть дальше — другого. Третий был жив, но оказался сущей скотиной: едва пришел в себя, как начал рассказывать мне о своей бедности, о десяти золотушных детях, коих он зачем-то произвел на свет и теперь обязан кормить... Словом, я сказал ему, чтобы он убирался к своим золотушным детям. Вряд ли они будут рады видеть его, но тут уж ничего не поделаешь: родителей не выбирают, да и мой папаша тоже был не сахар.
— Он ушел голый?
— Прикрыл задницу водорослями, кажется... Не много мне дела до его задницы! — ответил незнакомец.
Одгар обхватил себя руками, пытаясь сохранить тепло под плащом.
— Я не бедный человек, — наконец сказал он, — и с удовольствием отблагодарю вас, когда окажусь в Мизене.
— Вот и превосходно, — сказал незнакомец и вдруг зевнул. — Давайте спать.
Одгар улегся возле костра, натянул плащ на голову, поджал ноги. Под плащом он чувствовал себя как будто отгороженным от всего остального мира. Где-то очень далеко фыркала лошадь, то вставал, то садился, а после и захрапел незнакомец, потрескивали догорающие поленья, шелестел затихающий дождь и грозно, немолчно бурлила река. Затем все эти звуки исчезли, и Одгар погрузился в сон.
Наутро ни лошади, ни незнакомца он не обнаружил; костер давно погас, и гора пепла отсырела; в луже плавала головешка. Одгар поднялся на ноги и зашагал вдоль берега в сторону Мизены.
Госпожа Фаста не столько обрадовалась чудесному спасению мужа, сколько сокрушалась по поводу понесенных убытков. От Фейнне происшествие скрыли; ей просто сообщили, что отец возвратился и что он очень устал. Девушка то и дело вбегала в его комнату, чтобы рассказать какую-нибудь новость: столько всего случилось во время его отсутствия!
О незнакомце Одгар сообщил супруге весьма скупо. Ей не хотелось, чтобы Фаста начала рассуждать о всяких «проходимцах». Довольно и ее причитаний по поводу мужниной глупости.
Дней через пять возвратились и помощники Одгара: дожди наконец прекратились, и река вошла в обычное русло. А еще через десять дней в Мизену доставили шайку разбойников, промышлявших грабежами на обоих берегах реки Или, преимущественно возле парома. Их поместили в подвалах городской ратуши и держали там до тех пор, пока из столицы не приехал представитель ее величества — для того, чтобы судить негодяев.
Допросы велись недолго: устанавливалось число жертв. Грабители уверяли, что никого нарочно не губили — напротив, заставляли человека снять с себя всю одежду прежде, чем бросить его за борт. «И мы уверены, что он никаких денег от нас не утаил, и ему удобнее плыть», — пояснял главарь, уверенно улыбаясь в глаза судье.
Судья, чрезвычайно строгий толстенький человечек, совершенно не был расположен к шуткам. По его сведениям, по крайней мере трое из ограбленных погибли в волнах.
— Мы их, кстати, ближе к берегу высаживали, — уверял другой разбойник на допросе.
Награбленного оказалось не так уж много — деньги, кое-какие товары, одежда, иногда драгоценности, по большей части перстни.
Наконец настал день вынесения окончательного приговора. По мизенскому обычаю перед ратушей был сооружен помост (обычно он в разобранном виде хранился в том же подвале). Осужденных вывели и выстроили перед горожанами так, чтобы всякий мог хорошенько рассмотреть их. Для судьи принесли высокое кресло, куда он и уселся — пузатый коротышка, не достающий ногами до пола. Впрочем, королевского судью это обстоятельство ничуть не смущало.
Площадь перегородили: перед самым помостом размещались лучшие люди города; далее тянулось специальное ограждение, за которым толпились зеваки попроще.