— Вряд ли я забыл бы о подобной встрече, — буркнул Эмери. — Особенно если ты на него похожа.
— Лучше не напоминай! — Уида забавно наморщила нос. — Мой отец похож на женщину.
— Поскольку ты похожа на мужчину, то, думаю, вы квиты, — заметил Эмери.
Уида сверкнула глазами: зеленые искры так и рассыпались, прожигая туман.
— Ненавижу приграничье, — сказала она.
— Тяжело, видать, тебе живется, Уида: столько всего есть на свете, что ты ненавидишь, — вздохнул Эмери.
Его начала утомлять эта женщина. Ею, пожалуй, даже Ренье не прельстился бы: ни один из двоих братьев не любил сложностей. А Уида как будто нарочно все усложняла и запутывала.
Она отошла от него и принялась бродить по тропинке, выписывая вычурные петли: то приподнималась на кончики пальцев и делала несколько танцевальных па, то переступала с пятки на носок, не сдвигаясь с места.
Эмери сказал Кустеру:
— Иди собирай хворост. Бедняжку мы закопаем в землю, но эту нечисть, которая зачем-то зарезала ни в чем не повинное животное, следует сжечь. Мне совершенно не хочется, чтобы он опять выскочил откуда-нибудь и попробовал укокошить меня в третий раз.
Кустер, все еще стоявший на коленях, поднял голову.
— А как это было в первый раз?
— Неважно. — Эмери вздохнул. По приезде в столицу нужно будет хорошенько расспросить об этом Ренье. Неприятная, должно быть, вышла тогда история.
Обремененный сбруей, Кустер встал. Положил свою ношу в экипаж и отправился в лес. Скоро из тумана донесся треск ломаемых сучьев.
Уида проводила его глазами.
— Эдак он до темноты провозится, — заметила она. — По веточке отламывает.
— Предлагаешь помочь ему? — осведомился Эмери.
Уида неопределенно пожала плечами.
— Нет, если тебе охота застрять здесь ночью.
— Во мраке костер горит ярче, — сказал Эмери. — Лично я не намерен портить руки. Я музыкант.
— Ну! — делано изумилась Уида. — То-то гляжу, человек попался деликатный.
— Я тебя не удерживаю, — напомнил Эмери. — Хочешь — уходи.
— Да нет, — отмахнулась Уида. — Не хочу. Мне интересно.
— Вот и ловушка для эльфийки, — пробормотал Эмери, обращаясь к самому себе, — Нужно сделать так, чтобы она сгорала от любопытства.
На тропинку вышел Кустер, обремененный жидкой связкой хвороста. Вид у него был печальный.
— Мы останемся здесь на несколько дней, — вздохнул Эмери. — Полагаю, на полмесяца, не меньше.
— Я не знаю, как они это делают! — жалобным тоном отозвался Кустер.
— Кто?
— Старухи, которые собирают хворост. У них вязанки пухлые, плотные, а у меня...
Он свалил сучья на землю.
— Почему они топорщатся во все стороны? — вопросил возница.
— Вероятно, потому, что ты не дровосек, — утешила его Уида. — Нужно знать особенное лягушачье слово.
Кустер посмотрел на нее мрачно, увидел, что она выглядит совершенно серьезно, и усомнился в своих подозрениях: возможно, Уида и не шутила. Но затем прежнее выражение омрачило чело Кустера.
— Знаю я вашу породу с лягушачьими словами, — проворчал он. — Ты издеваешься. Лучше бы помогла.
Уида искренне удивилась:
— Я?
Кустер подошел к ней поближе и зашептал на ухо:
— Я тебе заплачу. У меня денег припрятано. Мне господин давал... на то, на се... а я покупал дешевле. И разницу припрятал. Все тебе отдам, только помоги: я один в лесу боюсь.
Уида ответила, тоже на ухо:
— А вот я про тебя все расскажу — что тебе будет?
Кустер подумал немного и проговорил вслух, громко:
— А ничего мне не будет...
— Неинтересно... — Уида надула губы. — Я люблю, чтобы какая-нибудь жуть.
— Тебя вправду хотели повесить за конокрадство? — осведомился Кустер.
— Тебя тоже возбуждают разговоры о пытках и казнях? — вопросом на вопрос ответила Уида и рассмеялась. — Иди, работай!
Кустер, невнятно причитая, скрылся в тумане и скоро явился с большим бревном на плече.
— Вот видишь, как на человека действуют самые простые методы, — обратилась Уида к Эмери. — Два-три ласковых слова — и он уже трудится как вол.
Страх застрять в «проклятом приграничье», как называла это место Уида, подгонял Кустера лучше всяких угроз и посулов, и к ночи он натаскал целую гору сучьев и упавших деревец. Втроем они принялись сооружать костер.
— Никогда не думал, что сжечь тело — такая сложная задача, — признался Эмери.
— Жизнь всегда готова припасти для тебя открытие-другое, — отозвалась Уида. — Я тоже делаю это впервые.
Огонь занялся, и первые оранжевые языки, лизнув труп, неожиданно задымили и сделались фиолетовыми. Мгновение Эмери казалось, что пламя вот-вот погаснет, но нет: костер разгорелся с новой силой. Теперь в ночи пылал гигантский темно-лиловый шар, внутри которого корчилось и постепенно исчезало тело: оно все время было отчетливо различимо в самой середине костра — точно зародыш внутри яйца, черный, изломанный, угловатый скелет с поджатыми к животу ногами. Затем раздался оглушительный гром, словно лопнул, ударившись о землю, большой мех с водой, и тело разлетелось на множество крохотных частиц. Тотчас же пламя вновь сделалось оранжевым.
— Здесь кто-то есть, — сказала Уида, отстраняясь от Эмери. Только после этого он понял, что все это время они трое стояли, обнявшись: Уида в середине, положив руки на плечи обоим мужчинам.
Эмери оглянулся. Из мерцающего тумана на тропинку, в круг оранжевого света ступили четверо, и поначалу Эмери воспринимал их только сплошными тенями, сгустками темноты, имеющей человеческие очертания, — но то была успокаивающая, живая темнота, не мертвая, не пустая, но заполненная и теплая.
— Нет! — со стоном выговорила Уида и запустила пальцы себе в волосы. — Отец!..
— Здравствуй, беспутная дочь! — закричал рослый человек в длинном плаще с капюшоном и бросился к ней навстречу. Уида подхватила юбки и помчалась прочь, и они обежали вокруг костра раза два, прежде чем второй человек, тоже в плаще, не подставил Уиде ногу, так что она растянулась во весь рост на земле.
— Ай! — завопила Уида, цепляясь за корни дерева, пересекающие тропинку, точно торопливо ползущие куда-то змеи. — Ай! Помогите! Эмери!
Тот, кого она назвала своим отцом, наклонился над лежащей женщиной и ухватил ее за талию.
— Вставай, Уида, ты попалась! — объявил он с торжеством.
Она несколько раз дернулась, но в конце концов встала. Он откинул капюшон и поцеловал ее в лоб.
Теперь Эмери мог оценить, насколько права была Уида, когда говорила о внешности своих родственников. Отец ее действительно немного напоминал женщину — особенно если искать этого сходства: тонкий в кости, с изящными чертами, длинными волосами. Но повадка у него была опасная, совсем не женственная: он держался как человек, привыкший жить среди постоянной опасности.
«Приграничье, — подумал Эмери. — То, о чем в Королевстве никогда не говорят, потому что это не имеет никакого отношения к жизни людей. Это касается только Эльсион Лакар...»
Уида тряхнула растрепанными волосами.
— Ну, я рада видеть тебя, — нехотя выговорила она. — Теперь ты доволен?
— Что вы тут делаете? — осведомился ее отец. — Жарите бедную лошадь?
— Нет — того, кто убил ее, — сказала Уида рассеянно, оглядывая тех, кто явился вместе с ее отцом на свет огня.
Эльсион Лакар поднял руку, подзывая своих спутников, и Уида увидела их в ярком свете костра: невысокую девушку с круглыми плечами, прозрачного старика с золотистым мерцанием вокруг лба — тенью короны, которая в приграничье делалась почти незаметной, и за плечом девушки — высокого человека, который глядел так, будто до сих пор не оправился от какого-то сильного потрясения.
Меньше всего Эмери ожидал встретить здесь тех, ради кого он, собственно, и предпринял свое путешествие. Он даже не сразу их узнал, до такой степени велика оказалась для него неожиданность.
Они тоже в первое мгновение растерялись. Мужчина, стоявший чуть позади девушки, осторожно обнял ее и привлек к себе, словно пытаясь защитить.