Поэтому те чужие, кто еще не попался местным, старались пробраться на север, в Канаду, в один из трех городков среди озер в провинции Альберта, где обосновался наш анклав – уже порядка девяти тысяч чужих. А узнавали они о том, куда следует прорываться, из листовок, которые разбрасывали над дорогами самолеты, из радиопередач, которые велись с так называемых баз передовых операций.
Семь баз, каждая словно бы на конце луча в несколько сотен километров, идущего из нашего анклава. Каждая укреплена, защищена от нападений, каждая готова принять беженцев, накормить, обогреть, приставить к делу или отправить в анклав. Именно на такой, в Грейт-Фоллз, штат Монтана, проработал с пару месяцев я, попутно сделав неплохую карьеру, и именно на такую, в Грэнд-Форкс, что в Северной Дакоте, мы летим сейчас.
Да, тут оговориться следует: я даже не уверен, что кто-то в нашем анклаве вообще знает, почему федеральная власть старается задерживать чужих. Я знаю, а вот чтобы кто-то еще… пока сомневаюсь. Потому что, в отличие от остальных чужих, я для этого мира… черт знает кто я для этого мира. По всем признакам чужой, но не совсем. Ладно, слишком много подробностей сразу. Мы летим на операцию, и о ней надо думать.
Вообще нас много, пятнадцать человек, но все остальные летят на «твин оттере», чтобы разгрузить вертолет и дать ему возможность дотянуть до места дозаправки. Сам вертолет, как и все остальное, что у нас есть, найденыш. Нашли его в аэропорту Форт-Мак-Мюррея, куда мы прилетели как раз в поисках подобных трофеев, а нарвались на банду «синдромников». Тогда погиб Джон, бывший канадский полицейский, с которым мы к тому времени почти подружились. С бандой тоже разобрались. На мой взгляд, именно там мы впервые состоялись как отряд, пусть еще и неполный. Так он и сейчас не совсем полный, вместо пятидесяти шести человек, положенных по штату, у меня всего тридцать один, включая тыл. Тогда нас и столько не было, но прорваться банде не дали, а потом, когда подтянулись подкрепления из анклава, сумели выгнать ее на засады, где и выбили почти полностью.
Именно тогда мне и удалось отхватить нам целых два вертолета из трофеев. Мы были героями, и за это вроде как нам послабление сделали, щедрость проявили – не один, а целых два. И тогда этот «хьюи» был желто-красным, с большой эмблемой нефтяной компании «Шелл» на борту, которой он раньше и принадлежал, но мы все же решили его перекрасить, и сейчас он просто черный, с аббревиатурой CLE, нанесенной белой краской, что означает Cold Lake Enclave, то есть нас. Маленький «робинсон» выглядит так же, а раньше был бело-голубым. Но раньше он был обычным гражданским, а теперь поступил на службу в отдельный отряд, предназначенный для борьбы с бандами, так что надо солидней выглядеть. И незаметней. Говорят, что для вертолета именно черный цвет самый маскирующий.
Аэродром Грэнд-Форкс показался на горизонте одновременно с тем, как замигал датчик резерва топлива. Огромный аэродром базы американских ВВС, которые его оставили во время Эпидемии и улетели на юг. Или не улетели, а украсили его стоянки грудами искореженного металла, потому что военные уничтожали все, что не могли увезти с собой, бросая лишь невооруженный транспорт и легкое оружие, до которых у них руки уже не доходили. Вся авиация, вся бронетехника, все, что можно было взорвать, – взрывалось, потому как появление банд и территорий анархии предсказать было легко. С тем, что на покидаемых территориях оставались целые склады автоматов, винтовок и патронов к ним, приходилось смириться, их просто так не взорвешь, в отличие от артиллерийских, например, снарядов, поэтому такого добра великое множество попало в руки и бандитам, и выжившим, и чужим. Наш анклав, например, захапал почти все легкое вооружение со складов канадской армии.
Опять сбился с темы. На стоянках аэродрома сгрудилось множество искореженных взрывами самолетов, но взлетно-посадочная полоса была свободна, и в ее конце, возле больших ангаров, я увидел желто-красный «твин оттер», а рядом с ним машину-заправщик.
– Часок можем отдохнуть, – сказал Брайан, плавно опуская вертолет в сторону нарисованного белой краской на бетоне треугольника с буквой «Н» в середине.