– …A giudicare dalle adesioni qiunte da piu’ Paesi, quest’anno il programma Biennale della fotografi a sara’ particolarmente valido e interesse, – мелодичным голосом, украшавшим и без того музыкальную итальянскую речь, говорила Сильвия. – Ci auguriamo vivamente che possiate partecipare in modo attivo ad esso…
Сидевшая рядом с Сильвией переводчица с худеньким птичьим личиком сделала нетерпеливый жест в сторону говорившей. Сильвия замолчала и обаятельно улыбнулась присутствующим.
– …Судя по заявкам, которые уже получены из ряда стран, программа фотобиеннале в этом году будет очень сильной и интересной, – забубнила переводчица. – Мы очень надеемся, что вы, господа, примите в ней самое активное участие…
Андрей рассеянно слушал переводчицу. А точнее, он её совсем не слушал. Мысли его блуждали далеко от переговорной комнаты. Он пытался сосредоточиться, но ничего не выходило. Вообще не понимал, зачем он здесь. По сути, единственный представитель творческой профессии в этой компании. То есть, конечно, это честь, определенная дань уважения к его заслугам, но тем не менее чувствовал он себя весьма некомфортно.
Что-то мешало ему, давило на ногу. Андрей полез в карман, вытащил оттуда полиэтиленовый мешочек. В мешочке находились двое маленьких механических цыплят. Этих цыплят пару месяцев назад он неизвестно зачем купил на деревенской барахолке под Парижем. Сначала одного, потом увидел второго такого же. Что с ними делать дальше, пока не решил. Но что-то подсказывало: они ещё пригодятся. Чувство это никогда его не подводило, заставляло порой покупать очень странные на первый взгляд, совершенно бесполезные вещи.
Андрей извлёк цыплят из мешочка, разместил на ладони. Цыплята были жёлтые, с красными клювиками. Из спинки каждого торчал маленький ключик. Андрей завёл их, вынул ключики и пустил на стол. Цыплята весело запрыгали по лакированной глади.
– Дорогая Сильвия! – звучно говорил в это время Беспалов – Поверьте, мы понимаем всю меру ответственности и готовимся к выставке очень серьёзно.
Он повернулся в сторону переводчицы, та нервно кивнула и стала быстро переводить. Сильвия, улыбаясь, слушала.
– Мы привезём в Венецию всё самое лучшее, самое свежее, – продолжал Беспалов. – Вот, например, наш…
Он повернулся к сидевшему на другом конце стола Андрею и с изумлением воззрился на цыплят. Цыплята с лёгким трескучим звуком бодро двигались по столу, клевали невидимые зёрнышки.
Наступила тишина. Теперь уже все присутствующие повернулись, с интересом разглядывая прыгающих птичек.
– Что это, Андрей? – вежливо поинтересовался Беспалов.
– Цыплята, – невозмутимо ответил Андрей.
Больше он ничего не сказал. Беспалов бросил взгляд на Сильвию. Итальянка ещё шире улыбнулась своим большим красивым ртом. Чем-то напомнила в этот момент великую Софи Лорен.
– Che meraviglia! Signor Berg, ma ha in qualche modo a che fare con il suo nuovo lavoro?
– Какая прелесть! – бесстрастно начала переводить переводчица. При этом пару раз кивнула головой, как будто ей тоже хотелось поклевать зёрнышки. – Господин Берг, это как-то связано с вашими новыми работами?
Андрей покачал головой.
Basta!
Он неожиданно сгрёб цыплят со стола, сунул их в карман и встал.
– Простите меня, – сказал он. Потом посмотрел на итальянку: – Scusi, Silvia!
После чего повернулся и вышел из комнаты.
Беспалов, пытаясь улыбаться, широко развёл руками. Вот какие они непредсказуемые, наши замечательные творцы, но мы их любим, несмотря ни на какие их капризы, означал этот красноречивый жест.
9
Сгущались сумерки. Загорались фонари, медленно набирая огненную жёлтую силу.
Андрей сидел за рулём припаркованной у тротуара машины, задумчиво смотрел куда-то вдаль. На заднем сидении валялись брошенные парик, усы, палка. Скомканный плащ-пыльник.
Неужели они правы?
Он вздохнул, вставил ключ в зажигание, завёл мотор.
Напиться, что ли?…
«Мерседес» отозвался плавным журчащим звуком. Андрей тронул машину с места и ловко слился с несущимся мимо потоком.
Четверг
1
Андрей проснулся, мотнул головой, отбрасывая от себя тяжёлый сон, и тут же мучительно застонал, зажмуриваясь. Голова после вчерашнего болела отчаянно. Первые пять рюмок бурбона в баре «Три семёрки» он ещё помнил, но дальше всё погружалось в какой-то мерзкий тёмный туман.
Как только до дома добрался, интересно…