– Выбирать не приходится, – сухо ответил он, кивнув в сторону нашей безмолвной аудитории.
– Я тебе не позволю.
Он поглядел на меня со смесью обиды и удивления.
– И как вы собираетесь мне помешать, мисс Лейн? За ухо потащите?
– Прошу, – сказала я, не в силах заставить его понять то, что думаю я. – Это слишком опасно…
– Думаешь, я не справлюсь со средних лет гробовщиком? Сделай одолжение. Он, может, опасен для женщин, но…
Поняв, что я задела его гордость, я попыталась объяснить свои мысли.
– Он ничто сам по себе, и, конечно же, тебе не приходится бояться этих слабых женщин, но представь себе, что он скажет лишь слово, и они превратятся в вакханок. Лишенные страха могут сотворить совершенно ужасные вещи, а если он сделал себя их богом!..
По его выражению лица я поняла, что он не может представить себе, как я, что эти бессловесные и скромно одетые леди вдруг превратятся в завывающих тварей, жаждущих крови, способных голыми руками разорвать человека на части и начать поедать его плоть.
– Милая мисс Лейн, доверьтесь мне, – тихо сказал он. – Мы не можем бросить…
– Если собираешься остаться, я прямиком иду в полицию.
Раздался скрип стула, шорох юбки, и, повернув голову, я увидела, что одна из статуй ожила. Женщина в коричневом платье встала и наклонилась к соседке в сером, что-то тихо говоря ей, так, что я не могла разобрать слов.
– Миссис Смерл?
Женщина выпрямилась. Она перестала быть безжизненной и бесцветной статуей, но стала враждебно выглядящим человеком с темными глазами и мощной линией подбородка, выставленного вперед. Пара каштановых локонов над ушами, девическая причуда, но она не делала ее ни на день моложе своих тридцати восьми.
– Кто вы такие? – спросила она. – Что означает это вторжение? Как вы посмели прийти без приглашения?
Несмотря на праведный гнев в голосе, говорила она негромко и отчетливо, быстро переводя взгляд с меня на мистера Джесперсона.
– Глубочайше прошу прощения, – совершенно неискренне ответил Джесперсон. – Мы некоторое время стучали, так что у нас не было выбора…
– Вы вломились? – спросила она. Локоны дрожали.
– Вовсе нет.
Он с торжествующим лицом показал ключ, и ее глаза расширились от шока.
– Но… как… где…
– А как вы думаете? Когда мистер Смерл узнал, что мы тревожимся за мисс Трэверс, естественно…
– Кто такая мисс Трэверс?
Джесперсон показал на юную леди. Элсинда не выказала никаких признаков того, что что-то услышала, продолжая глядеть в направлении меня пустым взглядом.
Миссис Смерл злобно зашипела.
– Эта юная леди – совершенно не ваше дело, – холодно сказала она.
– Напротив. Ее семья желает, чтобы она вернулась домой.
– Ее дом здесь. И мы – ее семья.
Джесперсон скептически приподнял брови.
– Я бы куда скорее поверил в это, если бы леди сама это высказала.
– Она не может с вами разговаривать.
– Это я уже увидел. Но кто ей мешает?
– Мистер Смерл не желает этого.
– Мистер Смерл, я уверен, не желает быть арестованым и обвиненным в незаконном лишении свободы и других преступлениях.
– Вы смеете угрожать?.. – почти шепотом спросила она и сжала губы в тонкую линию.
– Именно, – беззаботно ответил Джесперсон. – Он может быть обвинен в двоеженстве, хотя я подозреваю, что большая часть его женитьб не была известна за пределами этих стен. Несмотря на поговорку «мой дом – моя крепость», есть некоторые вещи, которые он не может безнаказанно совершать даже здесь. С чего бы вам его защищать? Вряд ли вы довольны тем, что делите мужа с другими женщинами. Женщинами, которых он украл у их семей, вынудил подчиняться…
Ее бледное лицо побагровело.
– Как вы смеете! Мистер Смерл хороший человек и идеальный джентльмен. Он никогда не применит силу к женщине – он никогда не заставлял нас ничего делать против нашей воли.
– Вы называете это волей? – спросил Джесперсон, показывая на безмолвных и неподвижных женщин.
– Вы ничего о нас не знаете. Это для их же блага. Так их дни проходят лучше.
– В наркотическом сне? Да, осмелюсь сказать, у обитателей опиумных притонов есть свои причины. Но почему же жизнь жены такого «совершенного джентльмена» требует подобного бегства от реальности?
Он продолжал говорить, а я все больше нервничала. Сколько мы уже здесь? Что, если у Смерла возникнут подозрения, когда он узнает, что кто-то спрашивал про его жену, и уже отправился домой?
Я поглядела на взвинченную крохотную женщину – я сама невысокая, но она была еще меньше, – и заговорила:
– Вы можете оправдывать этого человека и вашу с ним жизнь как угодно, но мы пришли за мисс Трэверс и намерены вернуть ее домой.
– Здесь нет мисс…
– Элсинда, – резко сказала я, и та подошла чуть ближе. Заставить ее двигаться саму было делом сложным. Я снова обратилась к разозленной женщине:
– Вы можете ее разбудить?
– Зачем мне это?
– Если она пожелает остаться, дайте ей это самой сказать, и мы уйдем.
Она уставилась на меня.
– Вы уйдете без нее?
– Конечно. Мы не станем забирать ее против ее воли.
Я вовсе не была уверена, что говорю правду.
– Уверяю вас, если юная леди скажет, что хочет остаться, мы позволим ей это сделать. В противном случае мы отведем ее туда, куда она пожелает, – сказал мистер Джесперсон.
– И позволите ей распространять ложь про нашего мужа? Нет. Она доставит нам слишком много неприятностей.
Отвернувшись, она начала бормотать, поднимая загипнотизированных одну за другой. Под конец я начала слышать ее голос, и поняла, что она повторяет простую фразу на латыни, завершая ее именем каждой женщины.
– Carpe diem, Виолетта, – сказала она.
Вот, значит, что у Смерла играло роль слов «Сезам, откройся», чтобы освободить их от заточения. Их медленные ответы, непонимающее и сонное поведение позволили мне решить, что непосредственной опасности нет, хотя я не исключала подобной возможности. Того, что простая пара слов от этой женщины может превратить их в фурий. Как у тюремщиков всегда есть «доверенный» среди заключенных, так и, по всей видимости, Смерл дал своей первой жене власть над остальными. Лишь только с ее согласия он мог собрать себе эту коллекцию «мертвых» женщин. Если бы она проговорилась, он бы уже был в тюрьме, а все эти женщины – на свободе, в своих семьях. Это ее вина, не меньше, чем его, подумала я, и у меня в груди запылала ярость, смешанная с презрением. Может, я и была несправедлива к ней, может, он потратил годы на то, чтобы сломить ее дух, сделав ее своей жалкой рабыней, но я не чувствовала, что она порабощена, стоя перед нами со злобной ухмылкой на лице, понимая, что она делает выше шансы сладить с нами…
– Carpe diem, Элсинда, – сказал мистер Джесперсон.
Глаза девушки широко открылись. Она выглядела, как испуганная кукла, но потом к испугу добавились непонимание и отвращение.
– Мы пришли, чтобы помочь тебе, – быстро сказала я. – Скажи, хочешь ли ты уйти отсюда с нами?
– Боже правый! – пылко воскликнула она. – Да!
– Элсинда! – рявкнула миссис Смерл-главная. – Dormite!
Хотя мне и моим сестрам не позволили учить латынь в силу странного мнения, что изучение мертвых языков вредно женскому уму, более слабому, мы время от времени слышали слова и фразы от отца, пока росли, и эту команду в том числе, которую он часто давал кому-нибудь из нас после долгого и трудного дня.
Элсинда замерла, будто в игре в статуи, но полнейшая пустота на лице Элсинды была совершенно не смешна.
– Виолетта, – резко сказала я. Увидев изумленный взгляд бледного создания в бежевом платье, я добавила: – Dormite.
Это сработало. К сожалению, остальных я по имени не знала.
– Полагаю, вы себя очень умными считаете, – сказала миссис Смерл.
– Нет на самом деле. Вы пробудили ее, я пробудил Элсинду, и так далее, и тому подобное. Пустая трата времени. Уверен, вы не хотели бы, чтобы мистер Смерл обнаружил нас здесь…
– Думаю, вам это понравится еще меньше, – злобно улыбаясь, ответила она.