Когда смотришь на карту, Алжир представляет собой несколько полос разного цвета, которые тянутся почти параллельно побережью. Сначала идет узкая зеленая лента средиземноморской области, потом кирпично-красный пояс прибрежных гор, затем светло-коричневая полоса высоких плоскогорий, темно-коричневый пояс — Сахарский Атлас и под конец — огромное желтое пятно пустыни.
Плодородные поля и прибрежные горы остались позади, мы спустились теперь к тем высоким плоскогорьям, за которыми простирались мертвые массивы и пески Сахары.
Автобус остановился посреди убогого, грязного селения. Низкие глинобитные дома с плоскими кровлями настолько сливались с цветом окрестных холмов, что можно было проехать мимо этого селения, даже не заметив его, если бы не внушительная толпа нищих, которая бросалась к каждой подъезжающей машине.
При виде нищего всегда сжимается сердце, но никогда прежде не видел я ничего более тягостного, чем крикливая, многорукая толпа алжирских нищих. Некоторые из них просили милостыню, предлагая взамен истрепанные, пожухлые почтовые открытки или кульки с семечками. У других, не имевших и такого капитала, единственным доводом были покрытые струпьями лица или водянистые слепые глаза. Однако человеческие недуги не производили, видимо, впечатления в этих краях, где трахома была делом обычным, вроде гриппа в цивилизованном мире.
Наш водитель и сержант небрежно растолкали нищих и направились в находившуюся по соседству корчму. Потом мы двинулись дальше. Бесплодная, однообразная равнина напоминала дно высохшего моря. Единственной растительностью была какая-то жесткая трава, высокими пучками раскиданная среди песков.
— Эта трава называется «альфа», — объяснил мой сосед.
— Почему же ее никто не срезает? — спросил я, зная, благодаря своему опыту библиофила, что из этой травы изготавливается самая лучшая бумага.
— Какой смысл? Чтобы этим заниматься, надо иметь хоть одного осла. А платят за альфу так мало, что не прокормишь ни осла, ни себя.
Среди пустой однообразной равнины теряешь представление о времени и расстоянии. Лишь изредка появлялось какое-нибудь селение, такое же серое и убогое, как предыдущие, с такими же крикливыми нищими и такой же грязной корчмой, куда водитель и сержант неизменно наведывались. А затем опять равнина, опять тряска и белая, слепящая глаза дорога.
Чем дальше мы ехали, тем пейзаж становился пустынней. Пески, сухая, потрескавшаяся земля и все более сужающийся обруч горных массивов.
Уже много часов находились мы в пути и солнце уже перевалило через зенит, когда автобус после неожиданного поворота въехал на небольшой пригорок и остановился посреди площади, окруженной глинобитными хижинами.
— А-а, приехали, значит, — очнулся сержант, перед тем дремавший под благотворным действием местного вина.
С пригорка, на котором мы остановились, была видна сотня низких строений, расставленных точно детские кубики. Позади них весело зеленела раскачиваемая ветром пальмовая роща. Это был оазис Бу Саада. А позади строений и пальм простиралась Сахара. Великая пустыня.
В туристическом бюро алжирской столицы меня спросили:
— А что вы хотите повидать в Бу Саада?
— Все, — легкомысленно ответил я.
И вот теперь, не успел я выйти из автобуса, как ко мне подошел человек с темным суровым лицом и в белоснежном одеянии бедуина.
— Добро пожаловать! Я ваш гид.
«Только гида мне не хватало, — подумал я. — Столичные шпики наступали мне на пятки, а этот будет отсвечивать впереди». Но поскольку я сам себе его накликал, приходилось терпеть.
Над пыльными улицами, слепыми глиняными оградами и бедными лавчонками возвышалось современное белое здание. Это был отель «Трансатлантик», оазис для европейцев. Насладившись живописностью арабской нищеты, европеец возвращался сюда и находил все то, к чему привык: тишину, прохладу, чистоту, ресторан с хрустальными бокалами и льняными скатертями, бар с бутылками всех цветов и ведерками со льдом, светлые, устланные коврами комнаты, обитые шелком кресла, фаянсовые ванны и умывальники с горячей и холодной водой.
Отель принадлежал агентству Кука. Видимо, агентству принадлежала и вся местная экзотика, предлагавшаяся вам повременно или поштучно в соответствии со строго расписанным прейскурантом, подобно тому как выдается напрокат велосипед или продаются сувениры.
— Боюсь, что до наступления темноты осталось мало времени, — сказал бедуин, когда мы дошли до отеля. — Но если вы не очень устали, мы могли бы все же прогуляться до пальмовых садов или до мечети.