- Какая Люда тебя ошарашила?
- Как это, какая? Да «привидение» твое! Ты же с ней долго разговаривал, разве не узнал, что ее Людмила зовут?
- Не успел как-то. Мы с ней о другом говорили.
- Ты в милиции о ней рассказал?
- Рассказал в общих чертах, но о нашем с ней разговоре умолчал.
- Это хорошо. Она просила передать тебе, чтобы ты очень уж с милицией не откровенничал на ее счет.
- Значит, ей есть, что скрывать? А я-то поверил в ее искренность! Подумал, бедная, несчастная мать, дочь уехала в Англию по милости нашей Лукерьи Никитичны, она не видит ее много лет, лишена общения со своими внуками. Хотел уже отдать ей документы...
- Какие документы?
- Те, что она нашла в доме Лукерьи Никитичны сегодня ранним утром, а я их у нее стащил. Об этом она догадалась, когда я пытался выследить, где она живет. Где она живет, так и не узнал, зато потом она ко мне пришла, знала, куда идти. Вот сейчас придем, посмотрю, что там в тех бумажках, а то я и почитать их не успел.
- Советую же тебе, не лезь ты в это, а ты не слушаешься! - досадливо упрекнула внука бабушка.
- Я и не лезу, ты же сама понимаешь. Просто меня затягивает, как щепку в водоворот. И выход из этого один: надо найти тех, кто убивает и похищает людей. А для этого надо найти причину, выяснить, что они хотят заполучить? Надо искать Ленизу, она сможет на многое мне открыть глаза. Только бы она была жива!
Приняв прохладный душ, Лешка, постанывая, прилег отдохнуть.
- Бабушка, не говори этой Людмиле-привидению, что я уже дома. Если поинтересуется, то пусть считает, что я по-прежнему нахожусь в милиции. Прочитаю те документы, потом с ней пообщаюсь.
- Ты, что же и кушать не будешь?
- Не буду. Отдохну, потом поем.
Усталый и измученный Лешка уснул крепко, без сновидений и проснулся глубокой ночью, проспав пять часов подряд. Молодой организм, будто осознавая такую необходимость, восстановил бодрость и был готов к новым нагрузкам.
Алексей включил свет только на кухне, поел тихонько, чтобы не беспокоить бабушку, а на крыльце над входной дверью лампу включать не стал.
Привычный уже ветер бросил парню в лицо горсть пыли и утих, притаился, будто шкодливый ребенок в ожидании ответной пакости.
Алеша влез на свою «голубятню» наощупь. Мышцы на его спине напряглись и болели, когда он подтягивался на руках.
В прошлую ночь небо было серым и светлым, а в эту была повсюду кромешная тьма. Точно зная, где находится его тайник, Леша взял документы и вернулся в дом. Придвинув поближе настольную лампу, Алексей внимательно рассмотрел бумаги.
Часть 16
Это были письма. Из Франции. От мужчины по имени Мишель. Когда-то он с отцом - казачьим офицером эмигрировал с белогвардейскими войсками во Францию. Его мать со старшим братом остались в России. Никаких связей с Родиной у Мишеля не было все эти годы.
Он пишет, что отец очень тосковал, много рассказывал сыну о родных ему людях в России. Теперь, в конце 90-х, когда Мишелю исполняется девяносто два года, ему удалось через организацию по воссоединению семей найти Лукерью Никитичну, которая недолго была женой его репрессированного брата, похоронила его, вернувшегося из лагерей с тяжелой формой туберкулеза, похоронила их с Мишелем мать, свою свекровь, и является после этого единственной, хоть и не кровной родственницей Мишеля.
С тоской старик вспоминал, что ему настолько несладко пришлось вдали от Родины, что пришлось молодому красивому парню стать альфонсом-приживалой у престарелой богатой дамы, терпеть много лет ее капризы, исполнять все ее желания. И хоть жизнь его была сытой, и, в конце концов, дама после смерти оставила ему дом в центре Парижа и большое состояние, Мишель считает, что жизнь его пропала зря, истрачена впустую, ведь даже детей у него нет. В каждом письме он приглашал Лукерью Никитичну в Париж, ему хотелось увидеть и обнять родного человека.
Кроме писем из Франции, в стопке отложенных Людмилой бумажек было несколько писем из Тулы от некоей Татьяны, называющей Лукерью Никитичну мамой.
- О дочке Людмиле слышал, о внучке Светлане слышал, а о Татьяне - нет, - размышлял Алеша. - Это, что же еще одна дочка или это и есть второе имя Людмилы, о котором она упоминала?
В письмах Татьяны все сводилось к жалобам на одиночество, рассказам о неприятностях на работе, высокой квартирной плате и коммунальных платежей.
И все! Ни о какой Светлане речь не возникает! Никакой Англии нет на горизонте! И как это все понимать?!!
А еще, кроме писем, были записки, подписанные витиеватой подписью, каждая буква, которой была подписана без сокращений: Федор Доркин. И в конце еще и вензель, как у знатного дворянина.