Осознав, что разговаривает сам с собой, Алексей сел на лавочку возле ворот и в ожидании скорой подумал, что помощь врачей, если так пойдет дальше, понадобится и ему самому.
Впервые после пожара у него появилась возможность поразмыслить. Сами собой возникали вопросы, на которые не один он не знал ответа.
Кто и зачем поджег Лукерьин дом? Кто та женщина, что в нем имела несчастье сгореть заживо? Зачем при этом подожгли его, Лешкину, «голубятню»? Кому она помешала? Ведь найти на ней записки было делом нереальным, потому что тайник был надежным. Значит, сожгли, чтобы опять случайно или нарочно сам Лешка не стал свидетелем проделок убийцы и поджигателя. Но кто он, кто? И что случилось с Варварой, почему эта яркая, цветущая женщина сидит теперь, как истукан в ожидании приезда врачей?
«Если бы тот, кто поджег «голубятню» знал о спрятанных на ней записках, он этого не стал бы делать. Значит, ему или ей надо было просто исключить возможность слежения с этого наблюдательного Лешкиного поста за домом и двором Лукерьи! Чтобы даже случайно никто не узнал, кто его поджег, и что перед этим там искали? Или прятали? Но ведь он именно с «голубятни» обнаружил неладное и во дворе Доркиных? Может, оттуда ветер дует? Может, оттуда тянутся щупальца спрута-убийцы? Да ведь братья Доркины теперь в тюрьме, что ж тогда, их мать орудует?
... Как долго не едет «скорая»! Не спешат, не сердечный же приступ...»
Мысли у Алексея перепрыгивали с размышлений о пожаре и преступлениях на сиюминутные события и ожидание «скорой помощи» для младшей сестры Лукерьи Варвары. Дочь Варвары тоже вышла за калитку, спросила:
- Долго нет «скорой», да? А ведь тут совсем недалеко до больницы.
- Как там мама себя чувствует?
- Да, мне кажется, уже лучше. Может, и «скорая» не понадобится. Она уже узнала меня, взгляд стал осмысленный. Воды попросила попить, но с кресла не встает, хотя я ей предлагала прилечь. И что за столбняк такой? Буквально ни с того, ни с сего! Никогда с ней ничего подобного не было. И что на нее так подействовало? Скорей бы уж «скорая» приехала, может врач что-нибудь объяснит?
Лешка не ответил, только кивнул, хоть и не был вовсе уверен, что женщина увидела его кивок. Он мучительно силился вспомнить, как ее зовут, но понял, что без помощи бабушки ему с этой задачей не справиться, а самому спросить было неловко, раз не спросил сразу.
- Скажите, - спросил Лешка, избрав не слишком приличный, зато нейтральный вариант, - а куда-нибудь ваша мать отлучалась, перед тем, как с ней это случилось?
- Да в том-то и дело, что ходила она вместе с дочкой Лукерьи в дом покойницы искать пустячную крышечку от старинного заварного чайничка, хотя та эту крышечку в глаза не видела. Но только мама решила Татьяне помочь найти эту крышечку, пусть, мол, память женщине будет, раз не довелось ей при жизни с матерью пожить.
Наша семья эту Татьяну только после смерти тетки узнала, а до этого Лукерья ничего нам о ней не говорила. Родила ее где-то тайно от женатого и в семью Татьяниного отца отдала. Потом Лукерья внучку к себе забрала да в Англию отправила учиться. Уходили они под вечер, мать одна вернулась. Татьяна у ее подруги остановилась, туда ушла. А нашли они эту крышечку или не нашли, не знаю, мать вернулась не в себе. Мне бы сразу «скорую» вызвать, да я не догадалась.
Машина «скорой помощи» уже подъезжала, когда словоохотливая женщина умолкла, и Лешка смог, наконец, осмыслить то, что он от нее услышал.
«Так, может, не в себе Варвара, потому что знает, что дом Лукерьи сгорел, и там погибла женщина? Уж не Татьяна ли, раз Варвара была там вместе с «приведением»? Надо сообщить об этом в милицию!»
- Не дадите ли вы еще раз свой мобильный? - обратился Лешка к своей собеседнице.
- Пора уже свой иметь, не маленький уже, - отрезала та.
Пришлось Лешке оправдываться:
- У нас сотовый один на всю семью. Когда я в институте, он у меня, а сейчас - у мамы. Она в отъезде. На каникулах «мобильный» для меня - лишняя роскошь.
Лешка понимал, что слишком цинично просить телефон у дочери, если хочешь сообщить в милицию о подозрительной матери.
Подъехала «скорая». Врач в синем комбинезоне распахнула дверцу и поздоровалась:
-Добрый вечер. Кто меня проводит к больной?
-Проходите сюда, доктор, - ответив на приветствие, пригласила дочь Варвары.
Воспользовавшись суматохой, Леша сделал вид, что уходит. Он ушел уже довольно далеко, когда резко повернул назад и, поравнявшись с машиной «скорой помощи», помахал водителю рукой, оставшемуся в машине ожидать конца визита:
-Забыл спросить самое главное. Пришлось вернуться, - объяснил он и быстро вошел в калитку.
Во дворе было теперь не так темно, как в тот момент, когда Лешка зашел туда в первый раз. Над той дверью, где сейчас доктор осматривала больную Варвару, теперь была включена лампочка. В тот первый свой приход Леша понял, что в каждый следующий отсек этого странного дома ведет отдельная дверь. Шум, из-за которого никто не услышал его звонка в первый раз, доносился из окон, которые смотрели на улицу, поэтому, даже не слыша теперь этого шума, но отчаянно желая выяснить его причину накануне, Лешка решительно распахнул первую от калитки дверь и попал в небольшую застекленную веранду. В веранде было бы темно, если бы не свет со двора, проникающий сюда сквозь мутные маленькие стеклышки. В этом свете в углу веранды Алексей увидел большую китайскую розу с несколькими распустившимися цветами. Кадка с розой была такой большой, что изменила первоначальное намерение парня проникнуть в комнату. Теперь при виде этой розы и этой деревянной кадки Лешка решил спрятаться за нее, ведь тогда его быстро не обнаружат, и в то же время он сможет услышать все, что скажут не только в этой комнате, но и во дворе этого подозрительного дома.