И прямо здесь, в коридоре, он сбросил с проститутки башмачки на каблучках и сразу же попытался овладеть ею. Его раззадоривали такие ситуации, где бы они ни происходили — в коридоре, на уличной скамье или перед раскрытым настежь окном — во всех подобных случаях он возбуждался моментально. Но Молли вывернулась и, неслышно ступая в одних чулках по ковру, распахнула дверь номера, кокетливо шепнув:
— Берни Дуглас, ты такой баловник! И безобразник! Но ты мне очень и очень нравишься, дорогой! — и страстно застонала, нетерпеливо расстегивая широкий ремень брюк и впиваясь своими яркими, припухшими от желания губами в парня. Ее горячий язык проник в его рот, сплелся с его языком. Шелковистая кожа живота коснулась его возбужденного члена… Берни закрыл глаза от сладостного предвкушения. Руки его, сильные, грубоватые и требовательные, скользили по всем закоулкам тела Молли, проникли в самое горячее и сладостное местечко. Девица неспешно и бережно выпростала из брюк холеными пальчиками его возбужденную плоть. И… О, Боже!
— О-у! — изумленно воскликнула Молли. — О-у! Берни! Берни Дуглас! Что такое?
Берни с трудом приходил в себя. Он опозорился! Опозорился перед Молли! Первый раз в жизни опозорился перед проституткой!
— Не знаю, Молли! Прости, Молли! Возможно, я переутомился! Ничего страшного! Мы сейчас повторим! Потерпи немного, детка!
Перевозбудившись, Берни разрядился прямо в ладошку и на крохотную юбочку Молли. Девица недовольно отпрянула. Открыв кран умывальника, она принялась полоскать руки и тщательно замывать свою коротенькую шелковую юбочку с блестками.
— Причем тут повтор, Берни Дуглас? Ты испачкал мне юбку! — возмутилась расстроенная Молли и недовольно пробормотала: — Ты же был у меня вчера, дорогой! Откуда могло столько накопиться?.. О ком ты думал? Явно, не обо мне! — девушка бранилась и распаляла себя.
— Прекрати причитать, Молли! Заткнись! — Берни несдержанно рявкнул. Он чувствовал, что злится на себя. Ведь стоило ему, обнимая Молли, закрыть глаза, как в его сознании возникла совершенно другая картина: Олив сидит верхом на своей Лили, сжимая в руках поводья и недовольно глядя на Берни своими синими глазищами! Пронзительный взгляд этих укоряющих и презрительных глаз трудно выдержать!.. И Берни Дуглас чувствует свою вину перед мальчишкой! Словно это вовсе и не мальчишка, а его, Берни Дугласа, невеста или младшая сестра. У него снова и снова появилось ощущение, что его одурачили, ввели в заблуждение!
Но при чем тут его вина и такая постыдная разрядка!? Да еще в номере у Молли! Завтра эта болтливая девица раззвонит о его конфузе по всему публичному дому! Хорошо еще, что быть здесь, в Райфле, осталось совсем немного! Необходимо дожать Оливера!.. Дожать? Берни понимал, что чересчур хватил с этим своим «Дожать». Пока что Оливер дожимает его! И планомерно добивается того, что ему, опекуну чужого подростка, придется однажды согласиться с условиями своего подопечного.
— Молли, дорогая, мы немного отдохнем и повторим все! — Берни Дуглас попытался приласкать девушку. Приведя себя в порядок, она стала помогать ему: целовала, шептала нежные и ласковые слова, тонким перышком водила по ногам. Но ничего не получалось! Плоть Берни Дугласа отказывалась напрягаться и принимать боевое положение. Промучившись около часа, недовольные друг другом, молодые люди поднялись.
— Извини, Молли! — Берни отвернулся в сторону, достал бумажник и рассчитался с проституткой по двойной таксе. Не имея желания спускаться в салун, он с грохотом поднял оконную раму, вылез на лестницу, опоясывающую верхний этаж, и уже отсюда попрощался с разочарованной девицей: — До завтра, Молли! До завтра, дорогая!
В городке Райфл у Оливии и ее бабушки имелось кое-какое хозяйство, которое девушке хотелось сохранить в неприкосновенности. Миссис Гибсон была и помощницей, и кухаркой, и экономкой у местного доктора-холостяка, единственного лекаря на много сотен миль. За помощью к нему обращалась вся округа, даже здоровяки подобные Берни Дугласу. В особенности — после посещения публичного дома, расположенного неподалеку. Оливия еще с детства была осведомлена о том, что все мужчины — существа мнительные, слишком много внимания уделяющие собственному здоровью и готовые впасть в паническое настроение по поводу самой легкой простуды или царапины. А уж если где-то, особенно вблизи органов, расположенных ниже пояса, вскочит прыщик или, не дай господь, волдырь, то беспокойство обеспечено на несколько дней или недель!
Когда врач находился в отъезде, профилактическую помощь пострадавшим оказывала миссис Гибсон, и постепенно местные холостяки стали относиться к ней, словно к старшей сестре или матушке, откровенно делясь своими тайнами и сердечными секретами. С самого начала все сложилось так, что миссис Гибсон и в Райфле продолжала скрывать настоящий пол своей единственной внучки. Скорее всего, ее смущало довольно близкое расположение публичного дома и открытость интимной жизни неженатых мустангеров и ковбоев.