— Я бы посоветовал вам следить за словами. Для вашего же блага. Здесь есть люди, которые слышали, как вы откровенно желали покойной смерти.
— Надеюсь, вы не думаете, что это я… совершила убийство?
— У вас был мотив.
— Не было у меня никакого мотива! Неприязнь была, глупо это отрицать. Но мотива не было.
— Знавал я дамочек, которые ни перед чем не останавливались, чтобы убрать соперниц! На куски их рубили, растворяли в кислоте, а потом невинно хлопали глазами, утверждая, что они здесь совершенно ни при чем.
— Если бы я даже что-то задумала… Бред, конечно, но допустим… Стала бы я озвучивать свои планы в присутствии других людей? Тем самым навлекая на себя ненужные подозрения? Я же не дура…
— Нет, Магда, вы не дура. И размышляете вполне здраво. Вам не откажешь в ясности ума. И почему только все здесь твердят мне о каком-то помрачении, которое настигло вас как раз накануне убийства? А?
— Мне бы не хотелось это обсуждать…
— Придется. Также вам придется объяснить, что вы делали в кустах рядом с местом преступления. Где, собственно, вас и обнаружили. И мне хотелось бы, чтобы это объяснение было исчерпывающим.
— Я не помню, как оказалась там. Это исчерпывающий ответ?
— Ровно настолько, чтобы защелкнуть наручники на ваших запястьях. Попробуете еще раз?
— Боже мой… С самого начала все пошло ужасно. С первой минуты в этом доме мне хотелось покинуть его.
— Из-за бывшей пассии вашего мужа?
— Не только и не столько… С этим я бы еще могла справиться… Сам дом угнетал меня… Вы же видели весь этот антураж. Этих каменных истуканов, эти деревянные фигуры с раскрытыми ртами… Того и гляди всосут тебя, если не будешь осторожен. И знаете что? Они ведь меняют свое местоположение…
— Кто?
— Истуканы. И выражение лиц меняют тоже. Я наблюдала это каждый день.
— Вы преувеличиваете.
— Нисколько. Стоит лишь приблизиться к ним, как сразу начинаешь чувствовать: что-то не так. Возникает шум в ушах, какие-то неясные голоса…
— Голоса?
— Да. Я старалась не прислушиваться к ним, но… Они слишком навязчивы. Неприятны. Как насекомое, заползшее в ухо.
— И что же нашептывали вам эти голоса? Убить хозяйку каменных истуканов?
— Опять вы за свое! Они были неясными, эти голоса. Какое-то странное сочетание звуков. Ужас и тоска — вот что они вселяли. Я говорила об этом Тео. Но он посоветовал мне унять воображение.
— А кому-нибудь другому вы говорили?
— Не помню. Может быть. Все эти дни я была как в тумане.
— От алкогольных паров?
— Тео не хотел мне помочь. Он был глух к моим страданиям. Я не виню его… И все же… Он вел себя как последняя сволочь. Единственной, кто проявил участие, была эта забавная французская мадам, исследовательница пустынь. Кажется, на второй день нашего здесь пребывания она сказала, что я выгляжу неважно. А как можно выглядеть по-другому, если просыпаешься в одной постели с дохлятиной?
— Вы имеете в виду мужа?
— Я имею в виду мертвых рептилий. Ящериц. Я обнаружила их, сунув руку под подушку. Омерзительное ощущение. Теперь оказывается, что этот фокус проделала маленькая вонючка. Хозяйская дочь. Она третировала меня…
— Почему?
— Откуда же мне знать почему? Она достойная дочь своей матери. Здесь всё достойно хозяйки. Всё и все. Африканское кладбище и вся эта живность, кошки, собака… Вы ведь сами видели, что устроила здесь одна из кошек…
— Зато собака никому больше не угрожает. Вы всегда носите мужские рубашки?
— Нет, конечно.
— По-моему, в них жарковато. И они… как-то не по размеру.
— Они легкие и удобные, других Тео не признает. Весь мой запас чистых футболок неожиданно подошел к концу… Зато Тео прихватил сюда целый гардероб.
— Может, этих дохлых ящериц девчонка подбросила ему, а не вам? Может, ей не нравилось, что какой-то чужой дядька волочится за ее матерью?
— Может, но ящерицы валялись у меня под подушкой. Француженка посоветовала отнестись ко всему философски. Сказала, что это стихийное бедствие нужно просто пережить. И я была согласна пережить… и суку-хозяйку, и выходки ее дочери, и надменную физиономию ее сына, и… черт с ними… даже этих африканских уродов. Но по отдельности. А всех вместе… Это было чересчур. Особенно выкопанная из могил деревянная и каменная нечисть.
— Никому, кроме вас, она не досаждала? Никто больше не слышал голосов?