«Ничего» относится к личности самого Паоло. С тех пор как его самолетик спикировал в журнал Дарлинг, прошло два года, но она до сих пор не знает, как по-настоящему зовут Паоло, откуда он, чем занимается и сколько ему лет. Ведь не может же он и в самом деле быть камикадзе, увернувшимся от войны, попавшим во временную воронку и вынырнувшим в русском Интернете. И не где-нибудь, а в Дарлинговой жежешечке. Почему был выбран именно ее журнал, при наличии в Сети миллиона других журналов, рациональному объяснению не поддается. Но факт остается фактом: нигде больше Паоло не засветился. Достаточно открыть поисковик, чтобы в этом убедиться.
В собственном журнале Паоло имеется лишь одна запись двухлетней давности. Вернее, не запись, а странное словосочетание «Рей-Сен». И все. Ни тебе объяснений, ни тебе развернутых характеристик, ни тебе настроения дня («снег, дворники, немного грустно»), ни тебе подходящего случаю трека (Фрэнсис Лей — Plus Fort Que Nous) — ничего такого, что проливало бы свет на Рей-Сен.
И на Паоло заодно.
Наверное, Дарлинг излишне романтична (что простительно девушке), но в Рей-Сене она находит множество самых причудливых оттенков бытия. Не говоря уже о дворниках, снеге, грусти, Фрэнсисе Лее и любимом папочке, корабельном коке, — последний раз он выходил на связь из Норвегии. А до этого — из немецкого Киля. А до этого… Если ставить флажки в тех местах, где побывал папочка за всю свою долгую корабельную жизнь, то карта мира окажется зататуированной, как последний байкер. На своем сухогрузе он огибал даже мыс Горн, который вполне сопоставим с Рей-Сеном по суровой ослепительности. Впрочем, Рей-Сен гораздо масштабнее: он способен поглотить и мыс Горн, и все остальные мысы, острова и материки — настолько он велик. Так, во всяком случае, кажется Дарлинг из болотистой питерской заводи. Так ей хочется думать: где-то там — где волны стоят стометровой стеной — таинственный и всемогущий Рей-Сен охраняет папочку, прикрыв его прозрачным куполом для надежности.
Но не исключен и другой вариант, не отменяющий, впрочем, прозрачной рей-сеновской сути. Рей-Сен — стекло на наручных часах Паоло-камикадзе. Бесконечно большие и бесконечно малые величины подменяют друг друга с легкостью, и в этом тоже состоит прелесть незнания.
Вот именно: Дарлинг не желает знать, что есть Рей-Сен на самом деле. Хотя одного клика в Гугле или Яндексе было бы достаточно, чтобы картина прояснилась и выплыли ссылки, опрокидывающие рей-сеновскую сказку мордой в грязь.
Наверняка это что-то не очень важное для мировой истории.
Что-то мелкое и незначительное на манер пустой сигаретной пачки или аппликации на рубашке поло. Нет уж, лучше оставаться в счастливом неведении, ведь сигаретная пачка, а тем более аппликация, не защитят папочку и его сухогруз.
Счастливое неведение длится вот уже два года. Зато многие другие вещи получили свое объяснение не в последнюю очередь благодаря Паоло. Хаос, до того царивший в девичьей голове, сменила упорядоченность. Общечеловеческие и культурологические ценности внесены в предварительно очищенный от более ранних наслоений череп. Каталогизированы и расставлены по местам. Конечно, Дарлинг еще пытается сохранить крохи самостоятельности и даже — в пику Паоло — почитывает женские любовные романы в метро. Вместо обязательных к детальному изучению Томаса Манна и Умберто Эко. Но стоит только Паоло прознать об этом (по каким-то неразличимым простому человеческому взгляду блохам в Дарлинговых постах), как он мгновенно активизируется. Направляет свой маленький отважный самолетик прямо в кормовую часть эсминца со звучным именем «Глупость Дарлинг». И еще ни разу не обходилось без повреждений обшивки («Не будь идиоткой!»), преждевременной гибели корабельного зенитного комплекса («Caution! Кретинизм заразен!») и взрыва парового котла («Афишировать примитивность вкусов — некошерно!»). Конечно, Паоло никогда не прибегает к столь унизительным для Дарлинг комментариям, он действует намного тоньше. Несколько иронических замечаний, суть которых ясна только посвященным; несколько вроде бы абстрактных реплик — больше всего они напоминают Дарлинг хорошо тренированных сторожевых псов, не дающих свернуть с прямой дороги к совершенству. И стоит только ей присесть на обочине (надо же когда-то и отдыхать от работы над собой), стоит лишь свернуть в манящий свежей листвой орешник дурновкусия — как псы тотчас же являются и щерят зубы: