пощечина;
ироническая улыбка (или саркастическая улыбка, или улыбка сожаления, что ты не Орландо Блум, не Брэд Питт, не Джонни Депп);
гримаса, исполненная брезгливости;
обидно-скользкое, слегка подрагивающее плавниками словцо. Архипелаг слов, коралловый риф слов. Расшибить лоб об эту твердую субстанцию не очень-то приятно.
Что еще? Пожалуй, что ничего.
Девушки не особенно изобретательны в выражении чувств, они вообще не особенно изобретательны. Не то что саксофоны! Хороший саксофон в хороших руках может творить самые настоящие чудеса. Тут и возникает главная проблема.
Неразрешимая.
Руки Кристиана не слишком хороши.
Ничего криминального в них нет, все пальцы на месте, ногти растут в правильном направлении и с полагающейся им скоростью. Волосков на руках ровно столько, сколько и должно быть у среднестатистического молодого человека, не больше и не меньше. Имеется живописный короткий шрам неясной этимологии — между большим и указательным пальцем (на правой). Имеется родинка, похожая на запятую или кошачий хвост (на левой). И шрам, и родинка довольно милы, по утверждению двоюродной сестры Кристиана, чье мнение ровным счетом ничего не значит. Руки Кристиана можно назвать красивыми, и все же они не слишком хороши. То есть они были бы хороши для девушек (из тех, кто не заморачивается отсутствием сходства с Джонни Деппом); они были бы хороши для животных, которые любят ласку, — собак и даже кошек с хвостами в форме миляги-родинки. Возможно, для младенцев и fashion-фотографов.
Но только не для саксофона.
Между саксофоном и руками Кристиана не существует взаимопонимания. Это убивает. Ежедневно, ежечасно, ежесекундно. Тем не менее Кристиан все еще жив. И все еще мечтает стать саксофонистом, хотя иначе чем бесплодной эту мечту не назовешь. А есть и другие мечты, клинически глупые, но тоже связанные с саксофоном. Например, в один прекрасный день заснуть и проснуться с другими руками. Черными афроамериканскими руками, способными сотворить чудо с одним отдельно взятым инструментом. В комплекте с черными руками идут губы и легкие, перед которыми не устоит ни один сакс. И синкопированное, склонное к головокружительным импровизациям сердце. Кристиан точно знает: ничего из этого набора ему не заполучить — никогда, ни при каких условиях, разве что придется заложить душу дьяволу. Кристиан согласился бы и на это, но сукин сын дьявол до сих пор обходил его стороной. Из чего следует немедленный клинически глупый вывод. Даже несколько, возведенных в третью или пятую степень идиотизма, выводов:
дьявол не ездит в автобусах, в которых обычно ездит Кристиан;
дьявол не вьет гнезд на ветке метро, по которой обычно перемещается Кристиан;
дьявол не пьет кофе в кофейнях, в которых обычно пьет кофе Кристиан;
дьявол не посещает кинотеатры, которые обычно посещает Кристиан.
Еще можно было бы упомянуть тренажерные залы, но Кристиан не занимается спортом, и единственный знакомый ему тренажер стоит в комнате его двоюродной сестры. Сестра использует тренажер в качестве вешалки, и потому его поджарое тело вечно скрыто юбками, блузками, колготками со стразами и лифчиками телесного цвета.
Кристиан, разживись он костлявым, хорошо продуманным механизмом для сжигания калорий, поступил бы точно так же.
Неизвестно, как бы поступил дьявол; его логика остается за гранью понимания Кристиана, как логика любого первоклассного, нет… выдающегося, гениального джазмена, если у джазменов вообще имеется в наличии логика.
Все гении алогичны, джазмены не исключение.
А дьявол и есть джазмен. Трубач, как Майлз Дэвис. Или пианист, как Chucho Вальдес. Или саксофонист, и тут можно вспомнить сразу трех Кристиановых любимцев: Чарли Паркера, Сонни Роллингса и Гато Барбиери, и сам волшебный инструмент, договориться с которым Кристиану не удается, несмотря на все старания… Да.
Дьявол — саксофонист, в этом нет никаких сомнений.
Фронтмен умопомрачительного квартета из падших ангелов, каждому из которых уготована своя сольная партия, и справляются они с ней блестяще — не то что бескрылый, лишенный импровизационного дара Кристиан. И квартет никогда не станет квинтетом —
никому и в голову не придет пригласить Кристиана.
В команде лихих джазменов всегда будет на одного человека меньше, чем ему бы страстно хотелось. И этот никому не нужный человек — сам Кристиан. Минус-Кристиан — именно так он и привык думать о себе. В те редкие минуты, когда не мечтает о судьбоносной встрече с дьяволом-саксофонистом, об афроамериканских руках, легких и сердце и, конечно же, о саксофоне — самой упрямой, самой надменной, самой несговорчивой вещи на свете.