Нелепость, уродство, вызов? Не знаю. Может быть.
Но навстречу ему идет женщина лет сорока, почтенная во всех отношениях, мать семейства, член месткома и даже председатель кассы взаимопомощи. Разве придет вам в голову шальная идея объявить ее наркоманкой и жрицей свободной любви? А ведь у нее на шее тоже цепочка, да еще из желтого металла, а на блузке крупная брошь, а в ушах даже не одна, а целых две серьги!
Вот торопится в автобус миловидная девушка, стриженная почти «под ноль». Зачем? С какой стати? Что она этим хочет сказать?
Не знаю. Но вижу, как поблизости пересекает улицу колонка солдат, и каждый стрижен не почти, а вовсе «под ноль». Понимаю, у них на то есть причины. Но, может, и у нее есть причины?
Непривычное пугает. Когда почтенный гражданин, проходя по бульвару, видит на одной скамейке шестерых или восьмерых молодых людей, у каждого из которых на запястье нитка с бисером, он невольно убыстряет шаг: уж не затевают ли чего? Почему же его не страшат десять незнакомцев — у каждого на шее галстук! — которые закрываются на два часа в кабинете и велят никого не пускать? Уж эти-то точно что-то затевают!
Я не оправдываю крайности моды и не осуждаю их. Я просто предлагаю на них не сосредоточиваться. Ведь, уткнувшись глазом в блестящие заклепки или двухцветные волосы, можно проглядеть нечто гораздо более интересное, странное и значительное. Серьга в ухе? Да, серьга в ухе. Ну и что?
Конечно, иногда в пестром мире неформалов происходят события, далеко не забавные: то скандал, то драка, то кое-что совсем уж страшное.
Недавно позвонила знакомая журналистка из республиканской столицы и рассказала о жутковатой истории, случившейся в их красивом и культурном городе. Раскрыто преступление, вернее, цепь преступлений, совершенных группой «металлистов», в основном ребят из ПТУ. Парни изнасиловали девушек. Технология мероприятия была по-современному проста: знакомство на улице, предложение съездить за город послушать музыку и повеселиться, короткое путешествие в ближние окрестности на чью-то дачу, стакан-другой для настроения — а дальше собственно «веселье», существенно выходившее за рамки предварительной договоренности.
Поскольку речь сейчас о преступниках, а о не жертвах, не будем задавать вопрос, почему юные красавицы так легко соглашались прямо в вечер знакомства на романтический загородный вояж. Хотя одна деталь в какой-то степени может послужить им извинением: и знакомились с будущими потерпевшими, и предлагали путешествие с музыкой и весельем не парни, а девушки: девушки из той же «металлической» компании.
Обо всем этом кошмаре город только и говорит. Особых расхождений в оценках не наблюдается. Моя знакомая, которой журналистское удостоверение открыло двери следственной тюрьмы, солидарна с подавляющим большинством: дикарская музыка будит в человеке дикаря.
Полный невежда в сфере современных ритмов, я охотно принял бы это объяснение, такое простое и удобное. Увы, мешает другая история, происшедшая давно, лет двадцать с лишним назад.
Тогда я приехал в Покров, в воспитательную колонию, где за колючей оградой учились, работали, занимались в самодеятельности и с песней маршировали строем девчонки от четырнадцати до восемнадцати лет: и охотницы до чужого имущества, и хулиганки, и юные магдалины, уже познавшие все разновидности и группового и корыстного секса. Там я, в частности, познакомился со стеснительной девушкой лет пятнадцати из большого уральского города. Спросил, за что попала. Покраснев, она ответила, что плохо себя вела. А заместитель начальника колонии сказал мне:
— Вы ее личное дело почитайте. Просто Мопассан!
Я прочитал. Оказалось, что скромненькая девочка была в банде подростков от тринадцати до семнадцати лет — а руководила бандой тоже девушка, но постарше, лет восемнадцати. Любимым развлечением компании как раз и было заманивать в глухое место чужих девчонок и отдавать на забаву своим парням. Причем, повторяю, происходило это в начале шестидесятых, когда о рок-металле и слышно не было, а злонамеренные радиоволны перехватывались в эфире мощным улюлюканьем глушилок.
Наверное, в каждом человеке есть жестокость, угрожающая ближнему, и совесть, оберегающая его. Не стану гадать, почему злое начало время от времени берет верх — на анализ этой проблемы надо положить жизнь, и то без всякой гарантии на успех. Но выводить преступление целиком из музыкальных пристрастий нескольких подонков — это ведь тоже жестокость, ибо попутно мы шельмуем сотни и сотни ни в чем не повинных людей. Вероятно, любая случайность достойна анализа, но без всяких оснований объявлять ее закономерностью — недостойно. Когда бухгалтер в поволжской деревне топором убивает тещу, мы ведь не говорим, что его до этого довела бухгалтерия…