Как уцелеть любви среди все возрастающего количества конкурирующих соблазнов?
Сами того не замечая, мы ставим на себе бесконечное количество экспериментов, ищем новые формы отношений, достаточно гибкие и жизнеспособные. В большинстве своем эти эксперименты вынуждены реальностью, не оставляющей иного выхода, — скажем, неполная семья. Но случаются и иные.
Об одном из них, романтическом и достаточно наивном, я хочу рассказать.
Как-то была у меня встреча со студентами журфака МГУ. Разговор получился долгий, шумный и откровенный. Заспорили, обстановка накалилась, и в запале полемики я сказал ребятам примерно следующее:
— Вы — будущее журналистики. Значит, просто обязаны пойти дальше нашего поколения, сделать то, на что мы не способны, понять то, чего мы не понимаем. А что получается? Разговариваем уже три часа, а вы меня ничем не удивили!
Прямо скажем, претензия эта была не слишком корректной: они пришли слушать, а не говорить, а задача удивить перед ними, в общем, не стояла. Тем более когда сидишь в зале, в тесноте, не так-то просто ни с того ни с сего встать и удивить.
Короче, мой риторический упрек был встречен неопределенными улыбками и затерялся в гуще дискуссии.
Но когда подошло к финалу, когда ребята просто окружили меня уже без всякого порядка, сквозь эту толкучку протиснулась русая девушка с фотоаппаратом. С почти равнодушной уверенностью, не суетясь, не прося ни позы, ни улыбки, шагая прямо по столам, она отщелкала полпленки, после чего, отодвинув кого-то плечом, сказала:
— Мы хотели бы встретиться с вами отдельно.
Тут я разглядел ее получше. Волосы до воротничка светлые, спокойные глаза, тяжеловатые движения и не совсем стандартная экипировка: естественно, джинсы и распахнутая курточка (как бы униформа той поры) — но при этом широкий флотский ремень, при этом в распахе курточки обычная матросская тельняшка. Все это обмундирование сидело на ней органично, как на трудном подростке послевоенной поры.
— Кто — мы? — спросил я.
— Вот мы, — уточнила она, — мы четверо.
Она небрежно показала большим пальцем куда-то за спину, и я увидел, что и в самом деле она как бы острие небольшой обособленной группки.
— Ладно, — сказал я, — позвоните и приходите в гости.
— Напишите, пожалуйста, телефон.
Я зашарил по карманам — как всегда, когда нужно, бумаги не было ни клочка.
— Напишите вот здесь, — буднично сказала девушка и протянула футляр от фотоаппарата, новенький, гладкой кожи, с мягким малиновым нутром. Жест, прямо скажу, был королевский.
Я заколебался — с детства боюсь хороших вещей.
— Вот здесь, — невозмутимо повторила девушка, и я осквернил нежную фланель чернильными каракулями.
Через день она позвонила, через два все четверо сидели у меня.
Познакомились: Оля (в той же тельняшке, куртку сняла), Жанна, Ваня, Гена. Я вопросительно смотрел на ребят.
— Видите ли, — сказал Гена и замялся.
— Давай, — подтолкнула Оля.
— В общем, — проговорил худенький Гена, самый из них молодой, — вот вы тогда сказали… — он смущенно улыбнулся и закончил: — В общем, мы хотим вас удивить.
— Давайте! — подхватил я не совсем с искренним энтузиазмом: я хозяин, они гости, ребята симпатичные, надо бы удивиться.
Гена посмотрел на своих:
— Ну, кто будет говорить?
— Говори ты, — отозвалась хорошенькая Жанна. У нее были широкие скулы, узковатые восточные глаза и неправдоподобно нежная кожа.
Честно говоря, мне было жалко ребят. После такой подготовки, после телефона на подкладке футляра, после тельняшки и лыжных ботинок с рантом, после торжественного прихода вчетвером, ну что они могут сказать?
— Мы — семья, — сказал Гена и снова улыбнулся.
— Вы — и… — попытался уточнить я, поочередно указывая глазами на девушек.
— Нет, — качнул головой Гена, — мы четверо.
— То есть, двое и двое?
Он опять улыбнулся — теперь моему непониманию — и объяснил:
— Мы все четверо — одна семья.
Делать удивленное лицо мне не пришлось: само сделалось.
— Постойте, братцы, — пробормотал я, — давайте-ка по порядку. У кого с кем из вас роман?
— Ни у кого ни с кем.
— И не было?
— И не было.
— Просто собираетесь пожениться, да? — предположил я в уже полном недоумении.
— Нет.
— Тогда почему вы — семья?
— Семья, — сказал худенький Гена.
Теперь они уже улыбались вчетвером.
Не хотел бы я в тот момент увидеть себя в зеркале…
Ваня — он был чуть постарше, но солидный, с чеховской бородкой — решил меня пожалеть:
— Мы хотим всю жизнь прожить вместе. Вчетвером.
— Как братья и сестры, что ли?
— В общем, да.
— А почему называете — семья?
— Ну а братья и сестры — разве не семья?
— A-а… Ну, да, — кивнул я. Состояние было, как при сотрясении мозга. — Стойте. Но ведь вы молодые. Так сказать, возраст любви… Неужели ни у кого — ничего?
— Да нормально, — успокоила Оля, — у всех все.
— На стороне, что ли?
Это пошлейшее «на стороне» в данном случае прозвучало совсем уж нелепо.
— Естественно, — мягко ответил Ваня.
— А если кто-нибудь серьезно влюбится? Захочет… — слово «жениться» вовремя застряло у меня в глотке, я наспех заменил его слащавым эвфемизмом, — не расставаться?
— Пускай.
— А как же…
— Ну и что? — сказала Оля скучным тоном. — Приведет, покажет. Если понравится, возьмем в семью.
— А не понравится?
— Тогда у них будет просто роман.
— А если ребенок?
— Будет наш ребенок, — сказала Жанна, — все дети будут наши.
— И давно у вас такая идея?
— У нас не идея, — возразил Гена, — у нас семья. Уже третий год семья.
— И не ссорились?
— Все четверо? Конечно, нет. Двое повздорят, остальные помирят.
Я ухватился за сомнение, лежавшее на поверхности:
— А распределение? Ведь через год вас раскидают по разным местам. Что тогда?
— Будем проситься вместе.
— А не согласятся?
— Мы уж думали, — сказал Ваня, — отработаем по два года и съедемся. Семья есть семья.
— Хорошо, — кивнул я, подчиняясь этой странной логике, — пусть семья. Но куда вы съедетесь-то? Где будете жить?
— Купим избу под Москвой. Когда-нибудь потом выстроим кооператив.
— А как возникла эта идея, жить семьей?
— Сперва было вроде игры, — объяснил Гена, — отец, мать, дети. А потом как-то постепенно дошло, что мы и в самом деле семья. Никто не будет понимать нас лучше, чем мы друг друга.
— Но ведь можно… — неуверенно начал я.
— Нельзя, — мрачно проговорила Оля, — начнется ревность, обиды, скандалы, все прочее. Мы так не хотим.
— Да, — кивнул Гена, — лучше жить семьей, но оставаться друзьями.
— Ясно, — сказал я, — давайте-ка, братцы, пить чай.
А что мне еще оставалось сказать?
Ставить чайник и ждать, пока он закипит, занятие великолепное, хотя бы потому, что на это нужно время. Я уже оправился от шока и помаленьку начал думать.
А в самом деле, думал я, почему бы и нет? Почему нельзя-то?
Ну с чего мы взяли, что семья — это обязательно он и она с детьми? Да, в эпоху малометражных квартир, шума городского, разобщенности, усталости и телевизоров сложилось именно так. Но кто сказал, что и в будущем человек должен жить так и только так? Кстати, в нашей стране веками существовали иные семьи, большие, разветвленные. Но факт, что так жить нужно. Но раз существовали, значит, так жить можно?
И разве большая традиционная семья держалась только на браке да кровном родстве?
Родители и дети — ладно. Ну, бабушки и дедушки. А остальные? Многочисленные братья и сестры, дяди и тети, зять, невестка, золовка, шурин, свояк, сват, крестный…