— Кто кривляется?
— Представьте себе человеко-акулу с колючками ежика и с панковским белым гребнем на голове. Представили?
— В общих чертах! — ответил профессор. — И они прыгают?
— Кривляются, — поправил священник. — И не все, а только маленькие. Вероятно, дети.
— А как же они реагируют на людей?
— Мне кажется… — священник перекрестился, — что они их не замечают! Трансляция ведется из одной точки в одну строну.
— Что ведется?
— Трансляция! — повторил священник. — Они в зеркале.
Собеседник помолчал, раздумывая.
— И… давно?
— Принесли сегодня утром. Старушка одна. Боится за зеркало, говорит, девяносто лет ему.
— Вот как? Это уже интересно!
— А то, что я говорил до этого — нет? — уточнил священник.
— Ну, что Вы! — смутился профессор. — У меня был случай с одним 93-летним зеркалом. Но оно не показывало ежиковых акул, оно вообще ничего не показывало. То есть, показывало, но это было Ничто. С большой буквы.
— И как оно выглядело?
— Зеркало?
— Ничто.
— В том то все и дело, что никак. Это же ничто. Я не могу найти аналогов. Их не существует. Абсолютное ничто. Я думаю, что оно, то есть, зеркало, показывало то, что находится за Вселенной.
— Оно было черным?
— Зеркало?
— Ничто.
— У него не было цвета. Оно бесцветное. Оно никакое.
— И где оно находится?
— Ничто?
— Зеркало.
— Вы знаете, есть такие двойные рамы в некоторых зеркалах.
— Да. Одно из них передо мной.
— Так вот, зеркало поставили на бок, и потом, когда поднимали, взялись не за ту сторону. Оно упало и разбилось.
— И?
— И все! В осколках появилось отражение! Насовсем! Что мы только не пытались сделать! Ничего! В смысле, ничего не получилось! Совсем ничего не вышло!
— А как владелец?
— Он вышел! Еще как! Злой, до чертиков! С тех пор каждую неделю ходит и требует точно такое же зеркало. Которое показывает ничто. Он говорит, что когда смотрел на ничто, то впадал в состояние нирваны! Представляешь, наркотики себе нашел! Йоги по столько лет тренируются, а он посмотрел, и уже на вершине блаженства! Нет, я ничего не имею против этого, пусть смотрит хоть в глаза смерти, если пожелает, но он со своими разговорами о высшем состоянии будоражит неокрепшие умы сотрудников! И затевает какое-то темное делишко… Не знаю, куда он там впадает, но я от просмотра Ничто чувствовал разве что тошноту и головокружение.
— Так что с зеркалом?
— Оно разбилось.
— Нет, с моим?
— Я должен поговорить со старушкой. Она рядом?
— Упаси Господь! Вы лично приезжайте, она — крепкий орешек! Мне одному ее не убедить отдать зеркало. Ее можно будет уговорить, если вы сделаете вот что…
— Вы гарантируете?
— Нет.
— Продолжайте.
Михаил Борисович сидел на скамейке около забора и смотрел на дорогу. Обычная деревенская, она могла дать фору в сто очков лучшим заграничным испытательным полигонам. Мелкие «Запорожцы» сновали в ней в обе стороны, без особых усилий преодолевая многочисленные горы-ямы, резкие повороты и посторонние предметы, проезжая прямо по последним, если их нельзя было забрать для нужд личного хозяйства. Порой создавалось впечатление, что первым по будущей трассе проехал вдребезги пьяный человек, иначе как объяснить тот факт, что среди многочисленных вариантов проезда был выбран наиболее трудный. По прямой дороге, будь она здесь, ехать было бы намного легче, чем по многочисленным дорожным завихрениям вправо и влево. Тем не менее, второй человек, проехавший по дороге по следам первого, был человеком осторожным и трезвым. (О чем второй никогда не узнал, так это о том, что он и был первым, когда проехал здесь впервые под хмельком.) И потому второй он же тайный первый — проехал по своим же следам, опасаясь, что раз в дороге сделаны такие повороты, то иначе проезжать будет куда опаснее по известному одному первому водителю причинам. Чертыхаясь, но упорно повторяя свой собственный маршрут, водитель выбрался на основную трассу, которая сразу же показалась ему верхом совершенства. И ямочки на ней были почти плоские, по сравнению с холмами проселочной дороги. Он проклинал ту дорогу, но так и не узнал, что виноват в ее существовании сам.
Следующие водители не менее упорно повторяли пройденный маршрут, чертыхаясь и продолжая вписываться в повороты. С тех пор прошел не один десяток лет. Дорога была занесена в районную карту, причем картографы нарисовали ее так, что всем казалось, что эта дорога намного лучше, чем слегка искривленная прямая трасса. Так что человек, который вздумает проехать по трассе, используя карту, будет немало удивлен стопроцентным несовпадением реального и нарисованного.