– Много слышал,– говорит Гаврюша,– рад познакомиться, я – Гаврила Тихонович Лешаков, – руку протягивает,– а вы? чем занимаетесь? как вас зовут?
– Как – как?… Плешаков говоришь?– нерасслышал Иван-дурак.
– Да не Плешаков, а Ле-ша-ко-в, – от слова лешак… понял?
– Да понял, чего не понять,… я истопником работаю. Раньше в Ташкенте жил, экономистом работал, а потом, как всё закрутилось, с семьёй сюда, хорошо директор уголок выделил. Числюсь истопником, а делаю всё, что придётся.
– А что, другой работы разве в городе нет,– допытывается лешачок.
– Работа-то есть, да крыши нет. А здесь, какой никакой, но угол. Директор в общежитии комнату, как беженцам выделил. Притом же семья, дети. Детям опять же учиться надо… – все здесь.
– Значит, из-за крыши над головой, работаешь?– допытывается Лешачок.
– Я смирился… Крыша она есть крыша…– тягуче говорит истопник.
– А вот этого как раз и не надо,– проговорил Гаврила Тихонович,– я этого слова – «Смирился», «Смирение», терпеть не могу, ты мне его больше никогда не произноси. А лучше скажи, как тебя зовут – величают?
– Имя моё простое – Иваном зовут. Иван Ефимович – я. Фамилия Боголюбов.
Лешак поморщился.
– Нет, нет, – сказал он быстро,– так не пойдёт, придумаем псевдоним. С такой фамилией в приличном обществе показаться нельзя. Будешь ты у нас тэ-тэ-тэ…,– задумался Гаврила Тихонович,– вот… придумал. Будешь ты у нас Мерзонравов. Очень хорошо звучит и с большим смыслом, знаете ли. С такой фамилией можно и до советника президента дойти.
– Мерзонравов, так Мерзонравов,– молвил Иван смиренно,– главное чтоб крыша над головой…
– Это ты правильно думаешь,– похвалил его Гаврила Тихонович.– А прозвище у тебя какое?
– Прозвище моё – «Ду-рак».
– Как «Дурак»,– опешил бес.
– «Дурак», вот и всё. Раньше «дуррак» был, а теперь попугая нет и второго «р» тоже нет.
– Причём здесь попугай?
– Да притом, в одной конторе, в Ташкенте ещё, работали два Ивана, оба Ефимовичи. А у меня у одного попугай в кабинете в клетке жил. И этот попугай ни бельмеса ничего не говорил, а повторял только одно слово «Дур-рак». Вот сослуживцы, чтобы нас не путать всегда уточняли к кому идти, а те смехом отвечали к «дур-раку». С тех пор и приклеилось.
– Фух-ты,– Гаврюша вытер пот со лба,– меня просто испуг даже взял, не люблю дураков, а «дуррак» – это хорошо – засмеялся Гаврила Тихонович.– Великолепное прозвище, всем прозвищам прозвище. С таким именем «Иван – дурак» дело пойдёт. Тут мы горы свернём.– И начал учить Ивана уму – разуму:
– «Ты, я смотрю, Иван, очень умный мужик, не лезешь там во всякие авантюры первоволновые. Первая волна, она всё рушит, на ней и сор, и грязь, и мусор. Это ты правильно сделал, что с первой демократической волной не связался,– и погрозил Ивану – дураку пальчиком, дескать, знаем мы тебя хитреца… А Ивану Ефимычу лестно, что его хоть один человек похвалил и даже в нём особую мудрость увидел, а то: жена пилит, тёща учит, дети – изподлобья смотрят, на работе чего только не делаешь – всё придирки. В общем – не жизнь, а какая-то прелюдия к жизни, по-другому сего состояния назвать нельзя. А тут, чужой человек, а на тебе… прозорливец какой-то.
А Гаврюша дальше речь ведёт.– Таких, как ты, Иван Ефимович, специалистов – на пальцах пересчитать… и в такой дыре? Хотя, я тебя очень понимаю, надо в этом чине побыть, потому как из грязи легче попасть в князи…, правильно смекнул и линию ведёшь правильную, прямо – таки гениальную линию, – и Гаврюша, подмигнув истопнику, и хитро улыбнувшись, опять погрозил собеседнику пальцем – знаем, мол, тебя, каналью.
– Да я чего, я ничего,– начал было Иван Ефимович, подбоченившись.
– Э-э! Иван, не прибедняйся только, сейчас мы нашу встречу и дружеские отношения узаконим, – и тут же повёл истопника в какое-то кафе. Не успел Иван толком осознать – что к чему, а перед ним уже блюдо дымится и узорчатый бокал с водочкой поблёскивает. Тут Ивана Ефимовича и развозить стало, а бес подливает, да говорит, какой Иван-истопник знатный специалист и что на таких Иванах русская земля держится.
Наконец Иван-дурак дошёл до кондиции и стал своего нового знакомого его же водкой угощать и на брудершафт пить. Тычет Иван-дурак вилкой в соус и говорит:
– Это ты правильно, как тебя там, мракобес иль полубес, уж запамятвовал, говоришь. Я, как специалист в экономике скажу,– а сам приподнимается, над столом всей своей могучей фигурой повисает и, покачивая в воздухе над головой вилкой с окорочком и одновременно наклоняясь к Гаврюше пытается сказать нечто вразумительное и гордое.– То, что ты меня заметил – это правильно сделал Гаврила Тихонович, а Иван-дурак!– и он стукнул себя в грудь кулаком,– не продаст и тот, кто во мне человека увидел, его пожизненный кореш, а я ему слуга! Душу за него положу… – и он тяжело рухнул на стул.