Доктор Браун окинул взглядом комнату. В ней он был первый раз. Единственное широко распахнутое окно, с нависшими на нём виноградными лозами, мало пропускало света, и в комнате царил полумрак. Лишь одно солнечное пятно чуть дрожало на коричневом крашеном дощатом полу. В центре этого пятна лежал на коврике, вытянув передние ноги вперёд и положив на них голову, а задние подобрав под себя, тёмно-серый с чёрными пятнами поросёнок. Для доктора его присутствие было ново. Он не знал, что у хозяина есть ручной поросёнок.
Браун знал, что Генри ведёт замкнутый, можно сказать отшельнический образ жизни. Он почти не выходит за забор своего дома и даже в своём доме он постоянно пребывает в уединении. Да и кто может это уединение нарушить? Разве одна преданная Магда, которая тоже не отличается словоохотливостью. Она давно служит Генри и ведёт почти такой же затворнический образ жизни, как и сам хозяин.
В городке поговаривали, что Генри сошёл с ума и буквально затворился в последние годы на мансарде. Другие говорили о том, что с наступлением вечерних сумерек Генри идёт на Бранденвильское кладбище, что находится не так уж далеко от его дома, и там просиживает иногда до утренней зари. Другие поговаривали, что он якобы является хранителем страшной тайны, с чем связан его великий взлёт, как биллиардиста в молодости. Насчёт тайны могли быть и досужие домыслы, а вот насчёт успехов в биллиардном деле – эти успехи были несомненны.
Будучи юношей, Генри проявил необыкновенные биллиардные способности, одолев всех соперников в Новом и Старом свете. Не проиграв ни одной партии и не найдя других достойных игроков, он тихо удалился в глухой городишко Бранденвиль на берегу залива и уже больше не участвовал ни в одном турнире. Это было очень странно, особенно в его возрасте. Каких – то неполных двадцать лет и затворничество во цвете лет и огнях славы, ну это уж слишком.
– Проходите, доктор, садитесь…,– тихо проговорил, пытаясь улыбнуться, больной и показал глазами на красивый с гнутыми ножками венский стул, стоящий у небольшого с такими же гнутыми ножками столика.
– Проходите, доктор, проходите,– неожиданно проговорил следом за хозяином хрюкающим голосом, лежащий на полу поросёнок. Доктор опасливо покосился на говорящего поросёнка, обошёл его стороной и сел на краешек стула, поставив ридикюльчик на колени. Он никогда, ни только не видел говорящих свиней, но и не слышал о таковых. На сей раз Браун подумал, что ослышался.
– Слушаю вас,– сказал доктор Браун и ещё раз покосился на поросёнка, продолжая сомневаться, что хрюкающая человеческая речь исходила от него. «Наверное, жара виновата, ходишь целый день по душным пыльным улицам, вот и доходился. Всё,.. последний больной и домой, домой, домой. Сегодня же, как никогда, – все больные с перегревом» – подумал он.
Доктор Браун с большим уважением относился к Генри Стакнеру, знал его отца, мать, которые были приличными людьми и всегда вовремя оплачивали труд Брауна. А эту педантичность, как немец, Браун уважал в людях. Ему было всегда неловко напоминать о деньгах. А тут, нет, тут всё как надо. И при жизни родителей, и без них, всё было как надо.
Браун, как врач, относился к великому заточению Генри по-своему. Он считал, что это просто затянувшаяся на многие годы депрессия. «Что за мода,– ворчал он всегда, посещая Генри,– детей привлекать к взрослым играм. Это неправильно. Хоть и талантлив ребёнок, но он всё равно ребёнок и психика у него детская, а потому все эти преждевременные взлёты ничего хорошего детскому здоровью не несут, один вред. Вот взяли и испортили человека с малых лет». И он, как мог, старался лечить Генри. Правда эта болезнь у юноши была столь необычна. Доктор Браун использовал все свои знания, чтобы вывести Генри из депрессивного состояния, но всё было тщетно. Теперь же Браун, как только позвала его Магда, пришёл не только отследить состояние больного, но и дать ему новое, им самим приготовленное, лекарство.
Браун был хороший доктор, с задатками учёного экспериментатора и ему была, с научной точки зрения интересна болезнь Генри. И вот сегодня он как раз и хотел предложить больному вытяжки из новых, неиспользованных им раньше растений.
– Вот это да!– Изумился и затаил дыхание Мориц.– Значит хозяина зовут Генри и у него есть говорящая свинья.– Лица доктора мальчику не было видно, а вот поросёнка и больного он видел отлично. В общем, Мориц не жалел, что происходящее на мансарде испортило его охоту. Он лежал на крыше и старался не пропустить ни одного слова, ведь это была удача и ради этой удачи он согласен прийти в этот городишко, хоть обогнув земной шар.