И вновь его захлестнул водоворот мыслей орлигианина. Главный их поток, стремительно мчавшийся сквозь его мозг, не заглушал, однако, побочных, но познавательно весьма ценных размышлений. К примеру, Мак-Юэн узнал, что на Орлигии никогда не было больших войн — родовая, клановая система их исключала, — хотя мелкие междоусобные столкновения нередко принимали ожесточенный характер. На планете не было ни государств, ни наций, только семейные кланы небольшие сплоченные группы численностью до пятнадцати орлигиан, которые с готовностью подчинялись почти безграничной власти отца вплоть до тех пор, пока не проявляли склонности создать собственную семью.
Это была крайне консервативная культура со сложным и жестким кодексом нравственно-этических норм, нарушение которых влекло за собой суровую кару, о чем наглядно свидетельствует трагическая гибель Нюберга. А телекоммуникатор, как выяснилось, был создан совсем недавно на базе приборов, используемых орлигианскими психиатрами. В шуме и грохоте космических сражений трудно было разобрать тонкие модуляции повизгиваний и рыков, составлявших речь орлигиан, вот и пришлось им усовершенствовать «механическую» телепатию, чтобы решить на звездолетах проблемы связи.
Вот так, все просто, — с горечью подумал Мак-Юэн и переключил внимание на адресованный ему основной поток мыслей орлигианина. Это оказалось куда легче.
Мак-Юэну было холодно, губы и язык жгла мучительная жажда; ему даже не верилось, что человеческое тело, так бесконечно изможденное и усталое, еще способно жить. Если бы нужно было говорить вслух, он не смог бы вести эту беседу — не хватило бы сил. Что-то странное творилось с головой, словно ледяная тьма сдавливала мозг. Наверное, это от усталости, потери крови и кислородного голодания, решил он. И с насмешкой подумал: интересно, какую этическую норму орлигиан он нарушит, если умрет сейчас, в разгар беседы, на полуслове?
Мысли орлигианина опять вдруг заспешили и снова вернулись к тому инциденту на «Звездочете». Кое-кто из членов экипажа орлигианского звездолета считал этические каноны и традиционное мировоззрение родной планеты слишком косными и негибкими. По их мнению, Орлигия чересчур погрязла в консерватизме и догмах, и контакт с инопланетной культурой просто необходим, чтобы предотвратить застой и упадок. Конечно, обитатели земного звездолета с виду отвратительны, но, возможно (полагали они), внешность — это не самое главное…
Как только до Мак-Юэна дошла затаенная логика этих рассуждений, в душе его тотчас вспыхнула безумная надежда. И мгновенно сменилась отчаянием. Что может сделать он, почти мертвец?
Правильно ли я понимаю, — подумал он как можно отчетливее, — что вы хотите мира?
Мысли орлигианина буквально выплеснулись на него бурлящим фонтаном: древняя цивилизация Орлигии распадается. Хотя экипаж боевого корабля, как правило, комплектуется одной или несколькими целыми семьями, по техническим причинам некоторые семьи приходится делить. Постичь всю боль и трагизм этого процесса дано только орлигианину. Война ежегодно уносит сотни семей, лучших семей Орлигии, которые традиционно специализировались в различных отраслях техники. Безусловно, и сам он, и многие его знакомые хотят мира!
Мы тоже! — с жаром откликнулся Мак-Юэн. — Мы тоже хотим мира!
А затем он… выругался. Ну надо же! Только что чуть-чуть приоткрылась дверь к взаимопониманию, дверь, замкнутая тяжелыми засовами былой вины, крови и недоразумений, с трудом поддающаяся нажиму. Как же умирающему человеку распахнуть ее и перешагнуть через порог?
Мак-Юэн чувствовал, что мозг и тело отказываются служить ему. Как приятно и легко было бы забыться, махнуть на все рукой. Но ты ведь железный, с издевкой напомнил он себе, непобедимый Мак-Юэн, спортсмен и умница, превосходный боец. Теперь у тебя действительно есть за что сражаться, а тебе, видишь ли, хочется выйти из игры, потому что ты устал. Думай же, черт побери! — костерил он себя. — Думай, ты, жалкий, презренный трус!..