До закрытия в 1944г. журнал оставался средой молодых увлеченных национал-социалистов. Кауфман с товарищами в полном объеме использовали допустимую свободу в авторитарной Германии. «Вилле унд Махт» не призывал к свержению Гитлера. Его сотрудники не участвовали в Сопротивлении. Сражаясь на фронте, они не перебегали к врагу. Эта молодежь хотела реформировать систему, которой служила чиновниками и солдатами. Ведь и Гитлер сказал пред смертью Артуру Аксману: «Идеи живут дальше по собственным законам. Я думаю, что придет что-то совершенно новое». «Вилле унд Махт» не удалось увидеть «социальное государство высочайшей культуры». Из 11,5 тысяч молодежных руководителей погибли 9,5 тысяч. И среди них – многие сотрудники журнала.
Среди политических деятелей Рейха, пытавшихся обновить идеологию, были и те, чьей основательности и умелому практицизму отдавали должное на самом верху власти. Здесь выделялся один из руководителей Имперского министерства оккупированных территорий, член НСДАП с 1929г. Альфред Фрауенфельд. Вплоть до 1937г. он возглавлял гау Вены, будучи самым влиятельным национал-социалистом Австрии, а затем руководил Имперской палатой театров. В 1942г., после недолгого периода службы в МИД Фрауенфельда назначили генеральным комиссаром оккупированного Крыма. Статс-секретарь Имперского министерства внутренних дел, один из ведущих расовых теоретиков Вильгельм Штуккарт писал после войны: «Крым получил Фрауенфельда, который никогда не пресмыкался и ничего не просил, и которому я давно хотел дать что-то прекрасное».
С самого начала Фрауенфельд решил, что Крым, как составная часть Имперского комиссариата «Украина», не должен управляться варварскими методами Эриха Коха. Он придерживался неортодоксального мнения, что украинцы должны иметь высокообразованное национальное правительство. Практика управления оккупированными территориями показала явное преимущество мягких методов. В то время как в Ровно /резиденция Коха/ гражданских служащих-немцев убивали даже днем, в Крыму все было тихо. Фрауенфельд говорил, что он мог проехать по степи 200 километров без оружия и охраны. Министр вооружения Альберт Шпеер также утверждал, что первое время он ездил один через обширные украинские леса, но полгода спустя территория наводнилась партизанами.
Взаимная неприязнь Фрауенфельда и Коха не принесла пользы никому. Имперский комиссар Кох жаловался в партийный суд на Фрауенфельда, а тот на него – министру А.Розенбергу. Гитлер и Гиммлер прикрывали Коха, который открыто заявил в марте 1943г.: «Мы – народ-господин и должны править жестко, но справедливо… Самый последний немецкий рабочий в расовом и биологическом смысле в тысячи раз ценнее, чем местное население». Розенберг выпустил инструкции, запрещающие высказывания о расовом превосходстве и предписал достойно обращаться с украинцами, но Кох обходил его распоряжения. В Нюрнбергской тюрьме /1946г./ Альфред Розенберг писал: «Многие факты, приводимые на процессе, отражают борьбу за грандиозную концепцию восточной политики, имевшей целью включение народов Восточной Европы в судьбу целого континента – против примитивного образа мысли, не осознающего этой масштабности».
Теоретически Фрауенфельд выглядел победителем в споре с Эрихом Кохом. В 1944г. он подготовил для Гитлера Памятную записку «О проблеме управления оккупированными территориями», с копиями Розенбергу, Геббельсу, Герингу и Штуккарту. Фрауенфельд писал: «Украинцы, три четверти из 40 млн. которых попали под управление немецкой администрации, с ликованием встретили германских солдат, как освободителей от ненавистного ига большевизма, и оказали им высокое доверие. Но это доверие подрывалось неправильным обращением, и показательно, что всего за год этот абсолютно дружественный Германии народ вынужден уйти в леса… Огромная глупость и близорукость думать, что оккупированную область можно эксплуатировать, если оглупить население и создать ему невыносимые условия. История всех колониальных стран учит, что они не являются странами сказочных богатств, из которых можно без усилий черпать прибыль. Наоборот, они требуют огромных затрат денег и труда; но потом принесут проценты на вложенный труд, намного превышающий усилия метрополии… Курс беспощадной жестокости, способы обращения с местным населением, подобные применявшимся в прошлом столетии по отношению к цветным рабам, приведет к катастрофе… Лишение жизни даже одного человека, не вызванное высшей необходимостью, является убийством… виновных в таких действиях история называет чудовищами и неудачниками».
Геббельс нашел ужасной эту записку: «В ней перечислено так много прегрешений, ответственность за которые лежит на режиме Коха, что волосы встают дыбом». Однако для практического осуществления предложений Фрауенфельда уже не было времени. Крым покидали. В начале 1945 года из канцелярии влиятельного Мартина Бормана сообщили автору, что «в будущем занятые восточные территории будут управляться Вами, по Вашим идеям и подобранными Вами людьми».
На Нюрнбергском процессе заместитель главного обвинителя от США Кемпнер сказал о Записке Фрауенфельда: «Я нигде не читал, чтобы кто-то осмелился вести с Гитлером подобные речи». Если кто-то на процессе говорил, что Фюреру нельзя было противоречить, то Кемпнер зачитывал целые страницы из этой Записки. В январе 1947г. Фрауенфельда приговорили к пятнадцати годам тюрьмы, но затем в Германии уменьшили срок как «менее виновному», и уже через год выпустили на свободу.
В соответствии с континентальной стратегией Гитлера оккупационная политика в западных странах велась несравненно более мягкими методами, и эффективного сопротивления немецким войскам там фактически не было до высадки союзников в Европе. Убедителен пример Франции. Пьер Дрие ля Рошель в книге «Фашистский итог» /июль 1944г./ утверждал: «Сначала Франция ожидала от национал-социализма насилия, затем большого обновления». Немецкий посол во Франции Отто Абетц хотел стать движущей силой такого обновления. Подобные ожидания основывались у французов на европейских традициях, культивируемых консерваторами разных стран. Но даже сочувствовавшие коммунизму лица с мировым весом надеялись на лучшее будущее. Ромен Роллан писал в это время: «Германия и Франция – два крыла Запада. Если одно подбито, это мешает второму». Крупный физик-ядерщик Фредерик Жолио-Кюри во время оккупации предоставил немецким ученым свои лаборатории и весь персонал для атомных исследований военного характера, в которых сам добровольно участвовал.
О.Абетц /1903г.р./ за несколько лет до прихода к власти национал-социалистов стал энергичным защитником германо-французского взаимопонимания. Летом 1930г. по его приглашению около ста представителей молодежных и студенческих организаций обеих стран собрались в Германии. Позднее прошли еще две такие встречи. На одной из них было образовано подобие интернационала против собственных внутренних врагов. «Патриотические немцы» и «патриотические французы» объединились для отражения угрозы, исходящей от империалистических кругов, влекущих Европу к разъединению на противостоящие военно-политические блоки. В 1934г. состоялась новая франко-германская встреча в Берлине, организованная «Гитлерюгендом». Тогда Абетц отметил, что «вожди германской молодежи во многих вопросах казались не такими твердолобыми, как многие партайгеноссе старшего поколения». Отто Абетц вскоре возглавил отдел Франции в «Гитлерюгенде». Увеличилось число взаимных визитов и личные контакты молодежи. Вскоре Абетц попытался примирить союзы фронтовиков обеих стран.
В это время Риббентроп создал во внешнеполитическом бюро НСДАП подобие конкурирующей организации по отношению к негибкой дипломатии старой школы имперского министра фон Нейрата. Рабочий штаб Риббентропа, трудившийся без бюрократии, признавая лишь инициативу и успех, Абетц называл «мозговым трестом». Вскоре Риббертроп назначил его своим референтом по Франции, а, став министром иностранных дел, поддерживал усилия дипломатов по взаимопониманию двух народов.