В один из таких унылых серых дней имперская армия снялась с лагеря и двинулась на север. Покидаемый ею стан напоминал и свалку и кладбище одновременно. Свалку - потому, что, отправляясь в путь, воины бросали прямо на месте старую изношенную одежду и прохудившуюся обувь, изодранные шатры и палатки, обломки оружия и всевозможной утвари, которые не стоит тащить с собой в далекий путь... Кладбище - потому, что у северной границы лагеря остались сотни могил погибших в неудачных штурмах; умерших от ран, полученных при конвоировании обозов в Ничейных полях и особенно много - скончавшихся от болезней. Всевозможные хвори, усугубляемые сыростью, грязью и недостатком пищи, сняли обильную жатву в этом лагере...
Уходящая по тракту кавалерия взбила дорожную грязь в густую жирную массу и пехотинцы, идущие следом, предпочитали пробираться по обочине, ковыляя по бурой палой листве и серой увядшей траве между чахлых деревьев подлеска... Последним с места снялся обоз. Телеги и фургоны еле двигались, трясясь на кочках и постоянно увязая в размякшем месиве, в которое превратилась дорога. Обозная команда сбилась с ног, то и дело выпрягая лошадей из миновавших особо топкое место телег, чтобы помочь идущим следом - но вопреки всем их усилиям обоз почти не двигался с места.
Прискакал маршал во главе небольшого конвоя. Хмуро глянув на усилия обозных команд, он приказал пехоте вернуться и помочь. Как ни просили командовавшие ополченцами деревенские старосты, как ни талдычили, что их сеньоры, едущие во главе колонны, строго-настрого запретили им задерживаться в пути - маршал был неумолим. Послушав несколько минут нытье ополченцев, он приказал повесить десять человек и тут же принялся тыкать железным пальцем латной перчатки: "Вот этого, этого... и того... и вот этого..." Его латники двинули коней вперед, делая вид, что готовятся исполнить приказ сеньора крестьяне кинулись врассыпную к своим отрядам. И вскоре уже ополченцы, ворча и сквернословя, принялись толкать застрявшие повозки и принимать на плечи часть груза...
Маршал, отъехав на невысокий холмик, несколько минут понаблюдал за продвижением обоза, затем процедил сквозь зубы:
- Армия победителей... Тьфу!..
Вновь пошел дождь - должно быть, слуха Матери достигли проклятия и непотребные сравнения ополченцев, честящих Прекрасную за посланную ею осень... Граф Эстака еще пару минут понаблюдал, как вокруг его плевка в лужу падают крошечные капельки, затем натянул на шлем капюшон дорожного плаща и бросил свей свите:
- В Мантрок!..
Из-под копыт коней полетели влажные пластинки дерна...
В замке Мантрок Император собрал предводителей своего воинства на прощальный пир - завтра большинство из них отправится в свои владения, а Элевзилю II предстояло с отборным отрядом задержаться в Альде и проследить за исполнением заключенного с демоном договора. Лишь после того, как демон покинет страну и уйдет с орками в Черную Скалу, Элевзиль, дождавшись Алекиана, отправится в Ванетинию... Всеобщего мрачного настроения не разделял один лишь Кадор-Манонг. Он, охваченный радостным нетерпением, все время суетился, заговаривал то с одним, то с другим сеньором, потирая руки и хихикая. Нескольким рыцарям из Сантлака он предложил поступить на королевскую службу, кому обещая жалование, кому - землю в ленное владение. Новоиспеченный король намеревался вновь пополнить альдийское дворянство безусловно преданными ему сеньорами, а также сформировать гвардию наподобие императорской для продолжения неминуемой войны с орками и несения пограничной службы: разумеется, демон злодей и введенные им пошлины - злодейство, но зато какое прибыльное!.. Кадор-Манонг вовсе не собирался отменять указы, касающиеся энмарских купцов, пусть и не надеются...
Прочие же предводители имперского ополчения, молча восседающие за длинным столом, уставленным довольно скудными яствами, были мрачны. Да, такое окончание войны его императорское величество объявит славной победой, а они? Что приобрели они, заплатившие за новое торжество Света сотнями жизней подданных? Может, добычу? Или новые владения, или рабов? Да ровным счетом ничего... А ведь впереди еще - долгий путь по бездорожью и, возможно, засады орков в Ничейных Полях... Да, славная победа - ничего не скажешь... Впору задуматься - а что же, собственно, выигрывает благородный король, или принц, или герцог от своей верности Императору?..
В соседней зале собрались на свой отдельный пир колдуны и маги распускаемой имперской армии. К Гимелиусу Изумруду, сидящему на почетном месте во главе стола, обратился его новый ученик Конта:
- Прошу прощения, почтенный мастер. С вашего позволения я оставляю ученичество...
- Вот как? И почему же?
- Произошло нечто... э-э-э... нечто достаточно такое... - Конта так и не смог подобрать достаточно высокопарных эпитетов и решил выложить все напрямик, - словом, дух моего прежнего учителя явился мне нынче и велел покинуть императорскую службу.
- Вот как? Довольно странно... - Гимелиус вгляделся в глаза ученика, вернее, в тень под капюшоном, - твой учитель так просил принять тебя в ученики... А теперь - наоборот... К чему бы это?
- Смею лишь предположить, что по ту сторону бытия учителю открылись новые истины.
- Должно быть, должно быть... Что ж, будь по-твоему... Видимо я должен отдать тебе награду за успешно проведенную операцию с амулетом-мышью?..
- С вашего позволения, именно так, - важно ответил Конта, - об этом дух сказал особо. И награду, и все амулеты и колдовские принадлежности учителя, что я передал вам на хранение, поступая в обучение.
Маги, сидящие за столом, молчали и ждали ответа - во-первых, всем было интересно, чем закончится это необычайно интересное происшествие, а во-вторых - в силу привычки сохранять мудрое спокойствие и из уважения к Изумруду, доказавшему в этом походе свое превосходство над прочими магами Империи. Гимелиус с минуту размышлял, вертя в руках резной кубок, затем кивнул:
- Ты прав, это справедливо - то, что ты станешь наследником своего учителя... Я согласен. Но сегодня мы пируем по велению милостивого Императора и не стоит прерывать это занятие, верно? Завтра я выдам тебе твое имущество, ежели ты не изменишь к тому времени свое решение.