— Ваше величество, это не годится, — запротестовал Мертенк, — это слишком напоминает флаг морских разбойников — белая лошадь на темно-темно-синем…
— А этих разбойников боятся?
— Разумеется — они не знают жалости, не признают законов и не почитают Гилфинга Светлого.
— Ну вот и замечательно — что боятся… Ладно, герб — дело серьезное, подумаем еще немного. На этом пока закончим… Сэр Мертенк, распорядитесь, чтобы мои доспехи привели в порядок. — И с этими словами демон, сунув подмышку меч и кинжал и прихватив янтарные четки, удалился в сопровождении придворного мага, фальшиво насвистывая какой-то мотивчик…
Канцлер смотрел с минуту им вслед, затем пожал плечами и позвал слуг паковать то, что предстояло отправить в Энмар — король велел готовить обоз не откладывая…
ГЛАВА 5
«…И они сошли в Мир, Гилфинг и его дети, и стали преображать его: Гилфинг вздымал горы и наполнял водой океаны, прорезал глубокие пропасти и расстилал широкие равнины; следом за ним шли его дети и творили — каждый в соответствии со своей природой. Гунгилла растила травы и деревья, населяла мир всевозможными зверями и птицами, там где проходила она все цвело — шумели леса, пышным ковром расстилались степи… Гангмар же, несший в душе отпечаток Вечного Ничто, творил Мир таким, что и сквозь мировой порядок под его рукой пробивались ростки хаоса. Он засыпал раскаленным песком зеленые степи — и пыльное марево закурилось над пустынями, он смешивал луга и озера в топкое месиво — и повис зловонный смрад над болотами, он крошил горы и сыпал их в море — на сотни километров протянулись стылые холодные отмели, заливаемые мутными волнами приливов, с иных гор он срывал вершины — и хаос расплавленной лавой тек по земле… И эти искаженные земли населял Гангмар жуткими тварями, отталкивающими и страшными. Особенно же любил он змей, ящериц и всевозможных гадов — летающих, ползающих, прыгающих, плавающих, в которых видел отражение своих дум и своего будущего облика… Так было!
Гунгилла часто жаловалась отцу, что Гангмар разрушает ее творения и губит созданных ею зверей и наконец Гилфинг сказал:
— Довольно, дети, Мир создан и поделен вами — хватит делить его и искажать то, что сделано. Пора испытать наше творение.
И Гилфинг, а за ним и его дети облеклись в плоть, приняв образы величественные и прекрасные и стали жить в мире, ими сотворенном… Так было!
Счастливы и беспечны были те первые дни юного мира! Среди зеленых рощиц, на берегах чистых прозрачных рек хрустальными колокольчиками звучал смех Гунгиллы, ослепительно прекрасной и всегда счастливой… С улыбкой глядел на нее Гилфинг и почувствовал вдруг то, чего не бывало с ним никогда прежде, да и не могло быть до создания Мира — в безвременьи и бестелесности, среди Вечного Ничто… В душу Гилфинга проникла любовь… Так было!
Подобный прекрасному юноше предстал Гилфинг перед Гунгиллой, прекрасной, вечно юной девой. И она взглянула на него с любовью, ибо такой была создана ее душа — ищущей любви и нежности и дарящей с радостью любовь и нежность… Казалось не будет предела их счастью — и плодом их любви стали эльфы — народ прекрасный и беззаботный, как Мир в первые дни творения, народ, всегда готовый петь и веселиться, живущий одним днем, но не знающий старости и смерти… Так было!
Долго длилась эта беспечная пора — долго, но не вечно… Все чаще Гилфинг становился задумчив и серьезен, все чаще уходил он поразмышлять о судьбах Мира в глубокие пещеры, у самых корней гор. Гунгилла тосковала по нему и как прежде Гилфинг являлся к ней в созданные ею леса, так теперь она приходила к нему в созданные им пещеры. Там находила она Гилфинга в ином облике — он представал перед ней зрелым мужчиной, его лоб прорезали морщины, а виски серебрились сединой, сама же Гунгилла не менялась — она была все той же вечно юной девой… И там, в безжизненных глубинах они породили народ гномов — детей все еще юного мира, но и предчувствий грядущих бед. И словно для того, чтобы выжить среди предстоящих испытаний, гномы пришли в Мир могучими и выносливыми, готовыми к тяжелому труду и лишениям… Так было!
Как пришли в Мир люди — не знает никто…»
Демон не шутил, берясь за дело. С утра и до самого позднего вечера он не давал покоя ни себе, ни Сарнаку — фехтование, верховая езда, изучение языка. Доведя себя до полного изнеможения, король звал канцлера Мертенка и внимательно изучал законы королевства и империи, летописи и прочее, что нашлось в королевской библиотеке и архивах. Время от времени он бормотал что-то себе под нос, вероятно, заклинания. При этом слуги, оказавшиеся поблизости, шарахались от демона и шептали молитвы Гилфингу Светлому. Король не обращал внимания на их суету.