— Погодите, — сказала она. И псы остановились. — Вы можете… можете мне помочь?
Они снова повернулись к ней, пугающе синхронно. В отдалении звучала чья-то трель, потом жужжание, снова трель.
— Вы починили маму-птицу, — сказала она, кивая на пруд. — А ещё кое-что починить сможете?
Псы не отвечали, но и не отворачивались. Кара махнула рукой, мол, «погодите», и кинулась к кустам. Дрон лежал точно там, где она его оставила. Какая-то мелкая тварь немного разбросала осколки, но похоже, ни один не потерялся. Кара подняла сломанную машину, безвольно обвисшие конечности стукнули друг о друга. Осколки она собрала в ладонь.
Псы наблюдали не шевелясь. Их постоянно сконфуженное выражение теперь казалось скорее немного сочувствующим, они будто понимали, как ей стыдно за сломанный дрон. Один из псов двинулся вперёд, Кара подумала, что это тот, прежний вожак, хотя может и нет. Она опустилась на колени и протянула дрон, ожидая магического «ки-ка-ко», но пёс лишь слегка приоткрыл пасть. То, что казалось зубами, на деле оказалось просто маленькими бугорками, похожими на протектор на внедорожных шинах. У пса не было языка. Горла за зубами тоже не было. Это заставило её вспомнить любимую игрушку Зана — фигурку динозавра. Пёс подался вперёд, взял дрон в челюсти. Маленький механизм безвольно повис.
Второй пёс шагнул вперёд, тронул широкой лапой руку Кары. Кара раскрыла полную осколков ладонь. Пёс потянулся, обхватил её ртом. В прикосновении ощущалось лёгкое покалывание, вроде слабого электрического удара или первого контакта с едким химикатом. Собачья пасть прошлась по коже, всасывая осколки. Кара держала руку, пока в ней не осталось ни крошки, ни кусочка, а потом пёс отступил назад. Рука была чистой, остался разве что лёгкий запах дезинфицирующего средства, да и тот почти сразу исчез, Кара едва успела его заметить.
— Спасибо, — сказала она, когда пёс неслышно пошагал в тьму под деревьями.
Первый, с дроном в зубах, обернулся и посмотрел на Кару, будто смутился её благодарностью и собирался в этом признаться. Потом псы исчезли. Кара слышала, как они уходят. Шаги стихли быстрей, чем она ожидала.
Она тихо села, обняла колени, и стала смотреть на удивительное волшебство, — мёртвую, но живую нектарницу, — пока не почувствовала, что отдала этому моменту все подобающее уважение и почтение.
Кара встала, как встают с церковной скамьи — с умиротворением — и направилась домой. По дороге она представляла, как расскажет родителям о псах, о маме-птице. Но тогда и о дроне придётся рассказать. И расскажет. После того, как его починят. Это всё равно было слишком восхитительно, чтобы ни с кем не поделиться.
* * *
— Не знаю, — сказала мама. — Мне это не нравится.
Зан широко распахнул глаза. Открыл рот, всем видом показывая, что от мамы такого уж никак не ожидал.
— Ну мам!
Наступило воскресенье, и они шли по жаре в городскую церковь, дыша густым, вязким воздухом. После лёгкого полуночного дождика дорога стала грязной и скользкой, так что Кара держалась обочины, где как ковровая дорожка лежали мох и клевер. Мелкие тёмно-зелёные листья мокро хлюпали под ногами, но обувь не мочили.
— У тебя есть обязанности дома, — сказала мама, а Зан всплеснул руками в раздражении и недоумении — прямо копия отца в масштабе один к двум. Каре приходилось видеть этот самый жест тысячу раз.
— Я же обещал Сантьяго, что помогу, — ныл Зан. — Он же ждёт.
— А ты все дела закончил?
— Да, — сказал Зан.
Кара знала, что это неправда. И мама тоже знала. Это и делало разговор таким интересным.
— Отлично, — сказала она, — но чтоб дома был до темна.
Зан кивнул. Больше себе, подумала Кара, чем маме. Маленькая победа упорства над истиной. После службы Зан мог идти играть с друзьями, вместо того, чтобы сидеть дома. Наверное, стоило разозлиться, это ведь несправедливо — брат мог нарушать правила, а она нет — но ей гораздо больше нравилось, когда в ее распоряжении оставались и дом, и лес. Может, и родители думали так же. И если все молчаливо довольны результатом, то он не так и плох.
Отец шёл в десяти шагах впереди с Жаном Пулом, агротехником. Дом Жана стоял по дороге в город, и старик каждую неделю присоединялся к ним по пути в церковь. По крайней мере сейчас присоединился.
Кара помнила, что до того, как пришли военные, церковь никто не воспринимал как что-то обязательное. Бывало, целыми месяцами воскресное утро не предполагало ничего более энергичного, чем хороший сон и семейный завтрак, к которому выходили в пижамах. Кара так и не поняла, каким образом прибытие военных это изменило. Военные ведь не заставляли людей туда ходить.