Как только за ним закрылась дверь, Остин вздрогнул, здесь было темновато и прохладно, а еще в нос били разные запахи. Это место не внушало доверия, хотя некоторые запахи и казались ему приятными. Осмотревшись, он заметил единственную горевшую свечку на столе, за которым сидел сам Северус. В тени света, он казался не таким обычным, свет падал не на все лицо, и мальчику казалось, что у отца нет, как минимум, его половины. Зельевар что — то писал и не сразу заметил мальчика. Он и сам слегка нервничал, он толком не знал, как будет себя вести с мальчиком. Дамблдор посоветовал воспитать аристократа, хоть сам Северус таковым и не является. Он толком не знал, что и как, а попросить Минерву язык не повернется, иначе женщина вмиг зазнается.
Остин остановился у стола и стал ждать. Он, как ему и сказала мать, не стал кричать, что он пришел и тому подобное. Он стоял смирно и тихо, чтобы не мешать отцу. Хотя вся его внутренняя часть так и хотела внимания, он пытался ее сдерживать. Мальчик никогда не просил внимания к себе, наоборот избегал его. Но ведь это его родители, чего стесняться. Но все равно, чтобы не получить нагоняя от отца и неодобрительного кивка от матери, Остин стоял молча.
Северус давно понял, что ребенок уже здесь. Минерва слишком правильная, чтобы опаздывать, и уж тем более сына приводить не вовремя. Снейп проверял мальчика на его эмоциональный диапазон. И на его удивление, Остин молчал, просто стоя спокойно. Но зельевар все же нашел, к чему придраться:
— Остин, тебя не учили здороваться со старшими?
— Эм… Привет, — растерянно ответил мальчик.
— Разве так нужно разговаривать со взрослыми? — спросил Снейп, взмахивая палочкой и освещая комнату. Вот теперь Остин мог нормально осмотреться. Как и в кабинете трансфигурации, здесь было много парт, а в углу, вместо всяких мелких предметов и животных, стояли большие кастрюли[5]. На полках, точно также, как и у мадам Поппи, стояло много разноцветных баночек и колбочек.
— Ну, я так общаюсь с мамой.
— Запомни, говорить ты так будешь только с друзьями, к взрослым нужно относиться с уважением. Здравствуйте.
— Папа, но ведь тебе совершенно не надо обращаться ко мне на вы, — покачал головой Остин. А брови отца поднялись — этот мальчишка смеет ему дерзить?!
— Ты слишком глуп, Остин. Так тебе нужно обращаться ко взрослым! Ко мне, к матери и остальным преподавателям Хогвартса ты будешь обращаться на вы.
— И к маме?
— И к маме. Я уже тебе сказал, на ты — с друзьями. Если ты их найдешь с такими — то манерами, — буркнул Снейп.
— Но… — начал Остин.
— Говори, когда к тебе обращаются, и никогда не встревай в разговоры других. Я еще не закончил, ты уже открываешь свой рот. Ты совершенно не знаешь, как нужно себя вести, и как разговаривать. Каждый разговор начинается с приветствия. А не как ты: «Папа, мне купили новую мантию!» — передразнил его Северус и Остин смутился. Он не думал, что отец будет разговаривать так с ним, он не думал, что будет только хуже.
— На сегодня, наверное, хватит, уже поздно. Завтра продолжим. Будем учить тебя манерам и этикету. Ты же хочешь моего внимания? — мальчик кивнул, — Чтобы его получить, веди себя подобающе и не позорь меня! — С этими словами он потушил свечи и направился к выходу. Уже у двери он обернулся к мальчику:
— Ты собираешься идти? Или тебе особое приглашение нужно? Запомни еще одну вещь — никогда нельзя заставлять других ждать тебя, и никогда не опаздывай сам. Идем, — сказал он и направился к лестнице. Остину ничего не оставалось, как следовать за ним. Уже стало прохладнее, и мальчику ничего так не хотелось в этот момент, как оказаться в теплой комнате, в объятиях матери. Когда они дошли, и Остин потянулся к ручке, но грозный голос отца его остановил:
— Ты ничего не забыл? — строго спросил он с нотками раздражения в голосе.
— До свидания, папа, — прошептал мальчик, и хотел было обнять отца, но тот быстро направился в сторону подземелий. На глаза Остина навернулись слезы, он ожидал всего, — что отец будет его ругать, или читать нотации, или что тот будет строго, как со взрослым, разговаривать с ним…. Чего угодно, но только не такого…. Но только не равнодушия. От этого он расплакался и быстро забежал в кабинет, а там уже в комнату. На кровати, читая что — то интересное, полулежала его мама. Когда в комнату ворвался Остин, Минерва отложила книгу и испуганно поглядела на сына. Большие зеленые глаза были красными от слез, а на лице такая большая обида, что щемило сердце.
— Ма — а–ма — аа! — закричал Остин и кинулся к матери, крепко обнимая ее. Он заплакал уже в голос, а слезы все лились и лились, и намочили ночную сорочку Минервы. Женщина в недоумении посмотрела на сына, она даже не предполагала, что могло случиться, поэтому, лишь успокаивающе гладила малыша по голове.