О том, что Зюдена придётся убить, Александр обычно не вспоминал.
В низком чёрном цилиндре, в тёмно-зелёном фраке, с тонкой резной тростью в руке Француз шёл знакомым маршрутом на Кловскую.
— Вы читали газеты? — с порога спросил Орлов.
— De temps en temps[22].
— В Букаресте умер Суцу, валашский господарь, слыхали?
Значит, Этерия начнёт восстание со дня на день.
Эту мысль Пушкин высказал и вслух.
— Да, Ипсиланти уже пишет мне, что армия собрана немалая. Садитесь-садитесь, расскажу новости.
На заседании собрались в том же составе, за исключением Илиаса Вувиса, вернувшегося в Бессарабию, Басаргина, вернувшегося к службе, и Дубельта.
— Начну не по порядку, но с главного. Мы с вами больше не существуем.
— ???
— «Союза благоденствия» больше нет, друзья мои. Распущен.
— Комедия какая-то, — Краснокутский нервно отбросил со лба вихор. — Не могут десять человек решить судьбу всего общества. Хоть бы и все десять голосовали против «Союза благоденствия», там не было Пестеля, не было меня, не было Сергея Григорьевича и…
— Подождите, — каркнул Волконский, сидящий на своём любимом месте на углу стола. — Михаил Фёдорович, я вас верно понял?
— Думаю, да, — Орлов переглянулся с Охотниковым и продолжил. — Совета князя послушались. «Союза благоденствия» не будет. Мы же, — он поднялся и величественно простёр длань над кофейными чашками, — становимся новой, полностью тайной организацией.
— Кто «мы»?
— Мы с вами всеми, Юшневский, Пестель, Муравьёв-Апостол… Надеюсь, к нам присоединится Киселёв. В Тульчине соберём первое заседание Южного Революционного Общества, господа.
В прихожей хлопнула дверь и что-то забубнил дворецкий.
— Это Денис, — обречённо произнёс Василий Львович. — Вот увидите, это снова Денис.
— Дубельт обещал прийти, — напомнил Краснокутский.
В гостиную вбежали запыхавшиеся Денис Давыдов и Дубельт. (Василий Львович тяжело вздохнул, Краснокутский сказал: «Однако»).
— Я, конечно, снова не вовремя, — Денис вытер с усов тающие снежинки, — но, в общем, там человек, кажется, вы его знаете. Я подумал…
Дубельт расстегнул воротник и прислонился к стене.
— Князь Крепов погиб, — сказал он.
Смерть на дороге — о размерах обуви — он здесь! — снова в Бессарабию? — признание
Раз в крещенский вечерок
Девушки гадали:
За ворота башмачок,
Сняв с ноги, бросали.
А случилось вот что:
Денис в последний день своего Киевского отпуска спохватился, что время, отведённое на устройство дел семьи, пронеслось в развесёлых гулянках, катаниях и редких похмельных днях. Он кинулся искать того купца, с которым желал договориться, но опоздал: купец недавно уехал, не дождавшись поры, когда Денис проявит к нему интерес. Выезжая из Киева в прескверном расположении духа, Давыдов вдруг вспомнил, что при всех радостях мирной жизни следует помнить и о былых подвигах и стараться им соответствовать. Представив, что купец Ярыгин — французский маршал, бегущий со своею разбитой армией, Денис постановил: догнать! Проблема состояла в том, что Ярыгин и Давыдов ехали сейчас по разным путям, расходящимся в стороны под углом градусов в тридцать. Предвкушая погоню, Давыдов велел кучеру свернуть с дороги и ехать полями.
— Ехать сквозь поле нет никакого резону, — ответил кучер и пояснил, что через полверсты будет дорога, идущая поперёк нашей и соединяющая два тракта; ездят там редко, но, если не завалило, по ней и доберёмся. Да и навряд ли завалило: деревьев почти нет, — поля.
Вот там-то и увидел Денис лежащую на дороге мёртвую кобылу, а на обочине — перевёрнутую карету. Глаз у кобылы был выбит пулей, на земле возле кареты темнели пятна крови, а в самом экипаже Давыдов нашёл растерзанную дорожную сумку и обрывок какой-то бумаги, судя по сохранившемуся тексту, купчей, выданной некоему (половина буквы «К») репову. Тут Давыдов вспомнил, что где-то уже слышал фамилию Крепов. (Слышал он её во сне, в доме Василия Львовича, когда сидящий рядом Пушкин так же в полусне вопрошал «где Крепов?» Но этого Денис вспомнить уже не смог). В концов, ему показалось, что Крепов — какой-то знакомый Раевских. Развернув коней, Денис возвратился в Киев и прибежал к Николаю Николаевичу с вопросом, не знает ли тот Крепова, и известием о несчастье, оного постигшем. Генерал Раевский о Крепове слышал впервые. Выходя из дома, Денис встретил Дубельта и на всякий случай задал ему тот же вопрос. Так и вышло, что Денис Давыдов с Дубельтом вместе ворвались в дом Василия Львовича, прервав едва начавшееся заседание новообразованного Южного Общества.
По дороге ездили и впрямь редко — за три дня, прошедших с отъезда князя, первым, нашедшим карету, был Давыдов. Снегом заметало перевёрнутый экипаж и смердящий труп застреленной лошади.
— Крови много, — Волконский опустился на землю, счищая перчаткой снег и разглядывая тёмное пятно, впитавшееся в грунт. — Но нет тел. Или один был ранен, и второй увёл его… Или грабители убили обоих и зачем-то забрали тела.
— Какой человек был, ну!.. И какая глупая смерть.
А правда, где тела?
Пушкин осмотрелся.
Карета была запряжена четвёркой, — подумал он. Одну лошадь убили — зачем? Остановить карету? Странно. Отчего карета перевернулась?
Приподнял лежащее в стороне колесо.
Сломана спица, треснул обод. Колесо крепкое, новое — как же оно сломалось? Разве что кто-то на ходу просунул в него штырь. Или…
Француз провёл пальцем вдоль глубокой борозды, идущей по месту слома.
Пуля.
В колесо стреляли, пуля рассекла обод, и колесо, не выдержав, соскочило.
Зачем убивать лошадь? Если напали разбойники, то лошади для них ценны не меньше людей, особенно если пассажиры не везли ничего стоящего. Стреляли в колесо, чтобы остановить быстро едущую карету, это не помогло, и убили одну из лошадей? Но ведь карета перевернулась именно по причине соскочившего колеса.
— Зачем лошадь убили? — спросил Пушкин вслух.
— Ногу сломала, наверное, — откликнулся Волконский. — Добили из жалости, или просто чтобы не ржала.
А людей увели? Увезли мёртвых?
— Разойдитесь! — закричал Француз. — Отойдите дальше! Дальше! Тут должны быть следы!
— Фу ты, чёрт, — Василий Львович сокрушённо хлопнул себя по лбу. — Мы уже натоптали.
Кое-как сверив отпечатки своих сапог со следами, оставшимися в замёрзшей грязи, насчитали семь разных пар обуви, чьи подмётки не принадлежали никому из стоящих теперь в месте крушения. Один след появлялся на обочине в двух саженях от дороги, там же и обрывался, сменяясь длинной полосой, — вероятно, тащили тело. Другая такая же полоса шла от самой кареты.
Кучер упал с облучка, встал и был убит, Крепова вытащили уже мёртвого или оглушённого?