Волк поднял морду к небу и коротко взвыл. Где-то поблизости раскаркалась ворона. По верхушкам деревьев прошёлся порыв ветра.
– С той ночи я перестал есть, но меня всё время мучила жажда, не хотелось любить, я много спал, но сны были старховидны и безОбразны. Я перебрался на небольшой островок в море[1], на котором почти никто не жил. Да и все наши, сколько их осталось, тоже разбрелись кто куда. Целыми днями валялся или на берегу, или под сенью оливковых рощ и ждал, когда во мне вырастет воля прекратить жизнь. Однажды стало совсем худо. Я лежал на берегу и не мог двинуться. Происходило что-то ужасное. Не со мной, где-то далеко, но чуял я надвигающуюся беду. Потом увидел, что мимо острова, близко совсем, идёт корабль. Люди на борту смотрели на берег и пели гимны. Когда судно подошло ближе, я различил в пении имя, которым они меня называли, увидел, что они кидают за борт еду, и понял, что они поклоняются мне. Взъярился я, вновь обрёл на миг силы и возгласил: «Умер он, ваш Пан!»
Монах вдруг вскочил на ноги и закричал так, что эхо разнеслось по всему безбрежному пространству лесов. Он кричал по-гречески, так, как услышали люди ту фразу тогда, две тысячи лет назад у маленького острова в Средиземном море. В ответ лес грозно взревел, взорвался птичьими и звериными криками, звучащими как рыдание. Волк завыл и выл долго, пока Сильван не цыкнул на него. Я, ошеломлённый и оглушённый, молчал.
– С корабля донеслись рыдания, а я упал и погрузился во тьму, – тихо сказал настоятель и вновь сел. – Не знаю, сколько пробыл я там. Может, и правда умер, и душа моя скиталась по адским пропастям. Но наши души не так легко расстаются с телами, как ваши. Думаю, очнулся я на третий день. Помнил всё, но мнилось, что огромная доля моего существа отсечена и лежит тут, на острове, каменея и врастая в землю. Но я всё ещё был жив. Встав, пожевал оливковых листьев и цветков, и вошёл в море. Когда под ногами не стало дна, поплыл по направлению к восходящему над миром солнцу. Я знал, что моё исцеление лежит в той стороне.
– Это было в первом веке?.. – мой вопрос прозвучал полуутвердительно. Старец кивнул.
– Да, в дни страстей, смерти и воскресения Спасителя нашего. Но я ещё не знал того. Только спустя много времени истина стала открываться. Я приучился к людям, жил среди них, говорил с ними на их языках, носил, не снимая, одежду и головную повязку. Странствовал от земли к земле то на кораблях, то на маленьких лодках, а то и вплавь. По крохам собирал сведения и вскоре узнал о том, что случилось несколько лет назад в провинции Иудея. Я говорил с легионерами, распинавшими некоего странствующего учителя, и с его учениками. Один раз в Эфесе я издали видел Его Мать. В Коринфе я стоял в толпе и слушал проповедника новой веры – маленького лысого еврея с горящими глазами, лицом похожего на одного из моих собратьев. И я много думал. Я понимал, что старое кончилось, и бог Пан действительно умер. Его больше не было. Но кто был? И земля, и я сделались иными, но насколько, я не знал. Пытался вести прежнюю жизнь, благо на другом берегу великого моря моих собратьев ещё было достаточно. Но ни игры в лесах и рощах, ни любовь, ни еда, ни чувство власти над людьми больше не доставляли удовольствия. Всё это стало каким-то пресным и неказистым, словно мертвецы пытались делать вид, что всё ещё живы.
Он тяжело вздохнул. «Не дай Бог мне такие воспоминания», – вдруг подумал я, и меня неожиданно затопило чувство острой жалости, какое я испытывал к умирающему Сашке.
– Дело было в Египте… – медленно продолжал Сильван, – близ древнего Но-Амона, где и тогда была одна пустыня, населённая гадами и демонами. Снова уйдя от сородичей, я уединённо жил в маленьком оазисе, питаясь финиками. Рядом, в древних развалинах, жили два отшельника, причём понятия не имели друг о друге[2]. Оба были христианами и бежали от гонений, учинённых римлянами. Они жили так десятилетия, молясь и борясь с посещавшими их бесами пустыни. Телам их аггелы повредить не могли, но всячески измывались, пугали и сбивали отшельников с толку. Меня тоже понуждали принять участие в травле, но я отказался. Всё хотел понять, что помогает этим двум слабым человекам противостоять древнему злу, которое одолело их предков. Один раз во время ночной оргии у хижины Антония – так звали младшего отшельника – один из демонов проговорился ему, что рядом живёт подобный безумец. Видимо, такая жизнь была уже Антонию невмоготу, потому с утра он вышел из своего жилища и отправился на поиски товарища. Тут и я не выдержал – когда отшельник проходил мимо моей рощи, вышел ему навстречу. Конечно, он сначала подумал, что я очередной искуситель и стал, как привык, осенять меня крестом. Демоны от его знамения бежали, а я – нет. Я подошёл к нему, протянул несколько фиников, и склонился под благословление. Тогда он чуть удивился. «Кто ты и откуда?» – спросил он. Прямо как ты хотел спросить… «Смертный», – отвечал я. «Что тебе нужно?» – спросил Антоний. «Помолись обо мне Богу своему», – попросил я. Тот поглядел задумчиво, взял финики и кивнул. «Хорошо, – ответил он, – скажи мне своё имя». «Люди зовут меня Сильван» Антоний снова кивнул, запоминая. «Другой отшельник живёт там, – я указал в сторону кельи Павла, – стадиях в десяти». Антоний повернулся и зашагал в ту сторону. Потом я узнал, что они встретились и что про нашу встречу Антоний рассказывал своим ученикам. Потом её описал один книжник[3], но, конечно, с искажениями.