Ханна встала, пригладила волосы и поправила одежду. В это время к урне приблизился бездомный с повязкой на глазу и длинной каштановой бородой до середины груди, заглянул внутрь, с отвращением поморщился и покачал головой:
— Помяни мои слова, крошка, вокруг не люди, а сплошные, монстры, блин.
Глава 2
Ханна торопливо свернула за угол и осмотрелась по сторонам. За спиной находился парк, справа — всесезонная футбольная площадка, а слева — церковь. Остальная часть улицы напоминала заброшенный пустырь, на краю которого располагались немногочисленные одноэтажные дома. В центре в глаза бросалось незастроенное пространство с вывеской, которая обещала, что на этом месте возведут элитный жилой комплекс. Однако теперь выцветшая надпись, полускрытая граффити, недвусмысленно намекала, что чья-то грандиозная идея так и не воплотится в реальность.
Ханна принялась копаться в сумочке в поисках клочка бумаги, на котором нацарапала адрес того печатного издания, чтобы проверить, правильно ли ввела данные в навигатор.
— Прошу прощения, прекрасная незнакомка, не соблаговолите ли чуть подвинуться? — прервал бесплодные поиски чей-то голос. Ханна по привычке начала бормотать извинения, но огляделась по сторонам и поняла, что рядом никого нет. — Вверх, красавица. Не забывайте про третье измерение.
Последовав совету, она вышла на проезжую часть и подняла глаза на церковь из красного кирпича. Несмотря на забранные решетками окна и потрепанный вид, здание сохранило некое очарование заброшенности и недооцененной красоты. Выщербленная кладка переходила в черную шиферную кровлю. По мере того как взгляд Ханны скользил все выше, она заметила круглое витражное окно с подъемной рамой и без решеток. Оно было бы самой яркой и приметной деталью здания, если бы это звание не присвоил дородный мужчина в костюме-тройке из шотландки[2], стоявший на крыше.
— О господи, — прошептала Ханна.
— Нет, милочка, вы ошиблись, я не претендую на сие божественное звание, — заявил мужчина хорошо поставленным голосом, как у актера одной из пьес Шекспира, после чего уже с меньшим апломбом добавил: — Будь добра, отодвинься немного в сторону, хорошо?
— Вы… — пролепетала Ханна, внезапно осознав, что стоит прямо под собеседником на предполагаемом месте приземления. — Вы в порядке?
— Благодарствую за проявленный интерес к моей скромной персоне. Однако должен заметить, это свидетельствует о вашей неспособности оценить ситуацию, дорогуша. Не забивайте свою хорошенькую головку такой безделицей. И прочь с дороги, — дородный собеседник откашлялся, после чего громко патетически провозгласил: — Прощай, о жестокий мир! Не быть уж Реджинальду Фэйрфаксу твоей марионеткой!
Ханна с беспокойством воззрилась на эксцентричного мужчину, отчаянно пытаясь придумать, что можно сказать в подобных случаях. Однако ее опередили.
— Да ладно те, Реджи, кончай балаган! — растягивая гласные, произнес кто-то.
Ханна уже поняла, что все жители Манчестера говорили таким образом. Она отошла еще на пару шагов назад и обнаружила источник звука: из бокового окна высовывался мужчина, по виду родом из Восточной Азии.
Не получив ответа, он снова обратился к потенциальному самоубийце:
— Те еще жить да жить!
Ханне показалось странным, насколько спокойно и небрежно звучал голос нового действующего лица. Создавалось впечатление, что он зачитывал строки из сценария к совершенно неинтересному спектаклю и стремился поскорее вернуться к большому пакету картофельных чипсов, стоявшему рядом.
— О, друг мой Окс, не трать слов понапрасну! Коль сброшу я оковы бренной плоти, тебе останется имущество мое.
— Жду не дождусь, — пробормотал тот себе под нос. — Коллекция жилеток и гора немытой посуды, которую ты обещал помыть. Настоящее сокровище!
— Что ты сказал?
— Ничего! Забей! — уже громче крикнул Окс.
— Чья бы корова мычала! — стоявший на крыше мужчина, Реджи, выглядел потрясенным до глубины души. — А из-за кого вся квартира пропахла китайской едой?
— У нас на родине это называют просто едой, — невозмутимо отозвался Окс.
— Великолепно! Высмеивать того, кто находится на пороге смерти. Ничего другого я и не ожидал.
— Может, уже хватит? Че ты вечно все в спектакль превращаешь? — второй собеседник внезапно осекся и впервые обратил внимание на Ханну. — Эй, красотка, топай куда шла. Не видишь, у нас тут личный разговор?