- Мы сможем писать друг другу письма?..
Лицо Кати стало еще более печальным.
- Сможем, конечно сможем… - пробормотала она. – Вот только мы не сможем их посылать друг другу…
Аня улыбнулась растерянной улыбкой.
- Нельзя обняться. Нельзя посылать друг другу письма. Нельзя понять, что же происходит на самом деле. Надо расставаться!… - перечислила она. – Как же так?.. Как же это… все так?..
Катя в ответ промолчала, не отводя, однако, от Ани своего взгляда.
- Когда вы уезжаете?… - спросила Аня, чтобы задать такой вопрос, на который она точно может получить ответ.
- Рано утром. Как только рассветет. Мы уезжаем на нашей машине.
- Почему рано утром?..
- Ну, так будет лучше всего. Чтоб не собирать слишком много людей. Чтоб не делать отъезд еще печальнее…
- Еще печальнее… - прошептала Аня. – Я понимаю… А… А ваш дом?.. Все ваши вещи?.. Твои игрушки?.. Куклы?.. Домики?.. Маврик, Манюня?..
- Ну, дом ведь не наш. Он принадлежит Дубравке. Нам просто его сдали на какое-то время. И теперь мы его возвращаем. А из вещей мы берем только самое нужное, все остальное оставляем здесь.
- Все-все?..
- Почти все. Мама сказала, что о крупных вещах она попросит позаботиться твоих родителей. А все мои игрушки, и домики, и платья, из которых я уже выросла, я хочу оставить тебе. Я хочу, чтобы ты их взяла и сохранила. Просто так, на всякий случай. На память… Сможешь?..
- Конечно. Конечно!..
- И Маврика и Манюню я тоже оставляю тебе. Здесь, в Дубравке, их дом. Там, куда мы с мамой едем, им не будем места…
- Они будут скучать по тебе…
- И я буду скучать по ним. И не только по ним – по всей Дубравке. По всем ребятам. Но больше всего, больше всего…
Катя судорожно вздохнула и замолчала.
Аня посмотрела на Катю долгим взглядом, как будто стремясь запечатлеть в памяти каждую черточку ее лица – раз уж нельзя оставить здесь ее саму.
Что еще она могла сделать?..
5
Услышав известие Ирины Александровны, Дарья Петровна и Дмитрий Борисович отреагировали по-разному. Дмитрий Борисович глубоко вздохнул и произнес: «Ну что ж..»
Это была такая многозначительная реплика, что Ирина Александровна очень удивилась. Впервые за все время знакомства со Звонаревыми ей пришла в голову мысль, что в Дмитрии Борисовиче тоже есть какая-то неразгаданная тайна.
Ну а Дарья Петровна даже слегка всплакнула – они ведь с Ириной Александровной, как их дочери, стали за эти два года лучшими подругами.
Но у взрослых все проще. Они привыкли к разлукам и прощаниям. Они принимают их как данность, как неотъемлемое свойство жизни. Дарья Петровна даже вызвалась помочь Ирине Александровне собрать вещи в дорогу. Но Ирина Александровна очень мягко отказалась от помощи, сославшись на то, что вещей они с Катей берут очень немного.
Впрочем, и Катя тоже не помогала маме собираться. Все время до отъезда она была с Аней.
Это ведь был последний Катин день, последний вечер, последняя ночь – и не только в Дубравке, но и вообще.
По крайней мере, так думали тогда Ирина Александровна и Костя.
Так что остаток дня, вечер и практически всю ночь до самого отъезда Катя и Аня провели вдвоем, в доме у Ани. Они почти не разговаривали, не играли, и сели ужинать только после настоятельного приглашения Дарьи Петровны, которая наблюдала за ними с печалью и беспокойством. Дарья Петровна чувствовала, как глубоко переживает Аня предстоящую разлуку, и сама очень переживала из-за этого.
После ужина Катя с Аней взялись за руки и поднялись к Ане в мансарду. И вот так, рука в руке, они и провели оставшиеся часы до отъезда. В основном они все время сидели рядом в глубоком кресле, в котором запросто помещались вдвоем.
Они сидели рядом и молчали о многом – о многом таком, что невозможно высказать словами, а большие настенные часы тикали и тикали, отмечая уходящие минуты и часы…
6
И вот наступило утро. За окном раздался шум автомобиля, а затем и голос Ирины Александровны.
- Катя! Катя! – звала Ирина Александровна. – Нам пора!..
Аня и Катя разом встали с кресла и спустились вниз.
На улице был легкий туман, окрашенный ранним солнцем в оранжево-розовые тона. Лица взрослых были печальными и задумчивыми.