Самые дотошные жители Мартоноши задумывались над не- обычными фамилиями, которые носило большинство селян. Были они, конечно, родные, но явно неотсюдашние: Матяш, Яцкул, Во- ропай, Жовна, Довбыш, Нэбога, Булацэла, Врадий, Брэворош и даже Кандэ. Как инопланетяне среди Петренко-Сидоренко-Ткаченко и прочих Макарчуков-Федорчуков.
Но такая ерунда не особо волновала селян. Как сказали бы теперь некоторые наши современники, они по этому поводу не парились.
Из соседних сел в Мартоношу на жительство люди приезжали вполне охотно: колхоз богатый, новоселам помогал, чем мог. Хотя за глаза приезжие и называли односельчан клятыми молдованами, но так, беззлобно. Скорее, даже от скуки. Сами женились на местных девчатах, деток от них имели. Даже над собой слегка подтрунивали: дескать, омолдаванились.
Но, в принципе, разница в менталитете украинцев и местных жителей ощущалась. Вроде все одинаковое и у тех, и у других: колхоз один и тот же, урожай выращивают одинаковый, по- украински говорят – не отличишь от остальных. И даже хаты с домашним хозяйством, вроде как похожи. А в повадках что-то не то, другое что-то. Вроде бы все так, а только немножечко не так. Что не так, сразу и не объяснить. Это где-то на уровне чутья почти звериного.
В доме Брэворошей, естественно, тоже говорили на двух язы- ках. Почти всегда – на родном, на домашнем. Но иногда вдруг переходили на украинский. Обычно это было, когда говорили о событиях официальных – о Хрущеве, или о снятии с должности за пьянство второго секретаря райкома Наливайко. Папка горой стол за обоих:
–
Никита
–
наш
человек
сельской.
А
кукуруза
–
что
кукуруза?
Рас-
тет
себе,
как
крапива.
И
нехай
себе
растет.
В
войну
крапиву
ели,
сейчас
кукурузу
–
тоже
пользительно,
витамины
там,
гемоглобины
всякие.
В такие минуты Глебка очень гордился отцом. Папка не только разбирался в политике, но и оперировал такими словами, что и го- лова сельсовета Мыкола Григорич мог не всегда. Одни гемоглобины чего стоили!
Про снятого с должности второго секретаря райкома Наливайко отец чеканил, словно передовицу «Правды» читал: Наливайко – му- жик стоящий, не хуже Никиты. Масштаб не тот, конечно, но – фигура. Он бы работал и работал, как негр на плантации, но пил неправиль- но. Нельзя горилку запивать вином. От этого все беды! Опять же закуска. Сало – универсальный препарат от алкоголя. Хочешь – пей, хочешь – не пей, но сало, как партия, наш рулевой! А он горилку вином запивает, а салом не закусывает. Прямо политическая ката- строфа какая-то! Мыкола Григорич одобрительно кивал, а при слове
«препарат» бодро вскидывал голову, давая понять, что сей термин ему тоже знаком очень даже хорошо.
Папка и Мыкола Григорич любили не только выпить, порас- суждать о политике, но и попеть. Особенно им нравилась песня про советскую атомную бомбу, которую несколько лет назад ещё исполнял знаменитый хор ансамбля имени Александрова. После смерти Сталина песню по радио петь перестали, но она, как гово- рится, уже успела шагнуть в народ. Начинал песню всегда папка, Мыкола Григорич подключался с припева и дальше они уже пели вместе, но на два голоса:
Мы недавно проводили Испытанья нашей силе, Мы довольны от души,– Достиженья хороши!
Все на славу удалось,
Там, где нужно, взорвалось, Мы довольны результатом – Недурен советский атом.
Вот так штука!
Всем наука!
Сунься, ну-ка!
О-го-го!…
Не ленились, Потрудились
Для народа своего!
Подтвердил товарищ Сталин, Что мы бомбу испытали.
И что впредь еще не раз Будут опыты у нас.
Бомбы будут! Бомбы – есть! Это надо всем учесть.
Но не входит в наши планы Покорять другие страны.
Ни британцев, Ни германцев, Ни голландцев– Да, да, да!
Вы не бойтесь, Успокойтесь,
Не волнуйтесь, господа!
Как услышала про это Иностранная газета,– Зашумела на весь свет:
«Рассекречен наш секрет! И у русских есть сейчас То, что было лишь у нас! Как же русские посмели?
Трумен с Эттли проглядели!» Неужели
В самом деле?
Проглядели?
Ха-ха-ха!
А чесоны, Моррисоны
Доведут нас до греха!