– Русский? – Марстон вытаращил глаза на Петра. – Интересно, интересно. Значит, русские целятся уже не на одну Индию, но и присматриваются к Африке?
«На свой аршин», – вспомнил Петр поговорку, но «аршин» не переведешь, и Ковалев сказал:
– Не у всех ведь такой непомерный аппетит, сержант.
– Ну-ну!.. Двое из моих парней, – он кивнул в сторону солдат, – прибыли сюда с границ Афганистана. Видели они ваших малиновоштанников[29]. Надо рассказать им – пусть и здесь посмотрят на русского лазутчика. – Марстон захохотал.
– Перестань, Чарльз, – уже недовольно сказал Мор. – Мистер Кофальоф прекрасный штейгер, и ему нет никакого дела до политики… Давайте-ка лучше раскупорим бутылку.
Марстон сразу подобрел:
– Виски никогда не вредит хорошему разговору.
– Благодарю. – Ян поднялся. – Мне надо еще осмотреть волов.
Петр тоже отказался от компании. Марстон и Мор, хотя и высказали сожаление, в душе, наверное, были только довольны.
Лагерь притих. Лишь солдаты гоготали у своего костра: Мор на радостях тряхнул запасами виски. Негры сидели кучками, негромко переговаривались о чем-то. Нигде не было видно Каамо. И Чаки не было. Петр спросил у одного рабочего, у другого – они только разводили руками… Ого, и Мангваэло исчез куда-то, и Секе.
Внимательно оглядывая все вокруг, Петр заметил след в траве. Он вел к густым зарослям в стороне от лагеря и упирался в донгу – неглубокий овраг, поросший высокой травой. Нередко донги служат укрытием для львов. На этот раз там скрывались не львы – четыре заговорщика.
Они умолкли, как только услышали приближающиеся шаги. Петр оглядел их возбужденные лица, присел рядом, принялся набивать трубку. Негры переглядывались. Мохнатые москиты тучкой висели над ними.
– Я все равно убью его, – не выдержав, сказал Каамо. – Я забью его горло землей.
И тогда заговорили все разом.
– Твоя правда! Смерть! – Чака даже вскочил.
– Ты пошлешь их пули в наши головы, – сказал старый Секе.
– Если убивать, надо сразу уходить, – вставил Мангваэло.
Значит, они очень доверяли Петру. Ведь речь шла о белом. Они брали Петра в сообщники. Он нахмурился. Теперь ответственность за жизнь Марстона – да и не только за одну его! – лежала и на нем. Петр поднял голову – четыре пары глаз выжидающе смотрели на него.
– Нет, Каамо, – решительно сказал Петр. – Я не позволю тебе этого. Я хочу, чтобы ты жил.
– Я и буду жить, Питер. Умрет усатый. Я подкрадусь к нему незаметно. Мангваэло даст мне стрелы с ядом. Дух моего отца будет радоваться. Я должен это сделать, Питер.
– Нет. Не сейчас. Сначала стань мужчиной. И мсти открыто, а не тайком. Тайком – это просто убийство, твой враг даже не будет знать, кто поразил его. Верно?
– Он говорит правильно, – кивнул Секе.
– Он мой брат, и я не могу назвать его трусом, – сказал Чака. – Открытый бой – это хорошо. Это для воина. Чака пойдет на открытый бой.
Теперь вскочил Каамо:
– Но он не твой враг, а мой!
Секе покачал седеющей головой:
– У солдат много ружей, они постреляют много негров.
– Солдаты будут стрелять, – важно согласился Мангваэло.
– Хорошо, Питер, – с отчаянием сказал Каамо, – пусть будет так, как решишь ты. Только еще раз подумай, очень много подумай.
И опять они смотрели на Петра выжидающе и строго. А он не спешил с ответом. Он честно взвешивал все еще и еще. Он поставил себя на место Каамо, на место Чаки, Мангваэло, Секе. Он хотел уважать их, а уважать – значит понимать. И он не ответил, прежде чем не обдумал всего. Наконец он сказал:
– Ты не будешь, Каамо, убивать усатого сержанта. И никто не будет. Он у нас в лагере гость, хотя и неприятный. Гостей убивать нельзя. Мы договорились?
И все же на сердце у Петра было неспокойно. Будет лучше, если Марстон уберется от греха подальше. Кто знает, что может случиться. Петр решил поговорить с сержантом. Но как ему сказать об опасности, не выдав негров? Посоветоваться с Яном?..
Петр медленно побрел к лагерю. Глухая, вязкая тишина опустилась на землю. Сильно пахло цветами и травами. Было душно.
Петр так задумался, что чуть не натолкнулся на один из фургонов. Он даже отступил назад и тут услышал голоса Мора и Марстона. Сидя по ту сторону повозки, они за бутылкой виски болтали о своих делах.
– Ты это дельно придумал, Якоб, очень дельно, – басил сержант.
Мор со смешком ответил что-то.
– А когда твой тесть ринется сюда, – продолжал Марстон, – его рудничок под Йоганнесбургом, считай, в твоем кармане. А? Надеюсь, он не получит его обратно.
– Еще бы… Только потише, Чарльз. У тебя голосище – армией командовать.
– Армией не армией, а батальоном – вполне!.. Давай-ка, старина, плеснем еще – за удачу. Сама она, эта продажная сука, не придет – ее надо вырывать у жизни.
Петр тихо пятился. Так вот каков ты, Якоб Мор! Старика Бозе заманить сюда, а самому захватить его рудник? Мор сам и придумал, наверное, всю эту потеху с экспедицией. Теперь-то ясно, почему его не огорчает, что золота здесь так мало.
Громко хрустнула под ногой сухая ветка. Петр замер, но тут же, не боясь уже шума, прямиком двинулся к англичанам.
– О, Питер! Садитесь к нам.
– Налей, налей этому русскому парню, Якоб.
Петр сел.
– Я по делу, Марстон. Вы думаете ночевать здесь?
– А почему бы нет? Мне здесь вполне по душе.
Петр все еще прикидывал, как лучше вытурить солдат из лагеря.
– Я вам скажу прямо, Марстон: не советовал бы ночевать здесь. Неграм, по-моему, не очень нравится, что вы тут.
– Хо-хо! Вы что, думаете, солдаты ее величества станут считаться с тем, что нравится и что не нравится черномазым? Плевали мы на них!
– Не советовал бы…
– Да ты что за советчик такой? Мне советчики не нужны.
«Дурак ты, сержант ее величества! – с неприязнью подумал Петр. – Достаточно одного моего слова – и ты будешь корчиться с отравленной стрелой в боку». Но тут же Петр отмахнулся от этой подленькой мысли. Просто он сказал:
– Я о вас же забочусь, Марстон.
– Заботься лучше о своей бабушке! – заорал сержант.
29
Малиновые замшевые шаровары и белые рубахи входили в форму «туркестанских» солдат русской армии.