Вода ослепительно сверкала на солнце, и так же сверкала мокрая широкая спина негра.
– Сержант Метьюс, пулемет! – заорал Лесли.
А перебежчик уходил все дальше.
Пулемет хлестнул короткой, потом длинной очередями. Всплесков от пуль не было видно: река бурлила и без них. А негр упал. Он тяжело плюхнулся в воду, и она понесла его большое темное тело.
Выстрелы стихли.
Вдруг негр вскочил и ринулся к берегу.
– Перехитрил! – Майор выругался.
Опять рванули воздух выстрелы. Но теперь за перебежчика вступились бурские артиллеристы. Меткие, черти, они вбили стрелков в окопы, не давали высунуть головы.
– Ну вот, из-за какого-то кафра… – недовольно пробурчал Гловер.
Негр тем временем, сделав несколько отчаянных прыжков, добрался до берега, метнулся в сторону и юркнул в кусты.
Лесли хмурился: человек перешел фронт на участке его батальона, могут быть неприятности.
В блиндаж просунулся ординарец командира бригады:
– Разрешите, господин майор? Капитана Генри Гловера вызывает господин полковник…
…Он вернулся лишь через несколько часов. На лице еще бродили следы некоторой растерянности и смущения не без оттенка радости.
– Поздравлять? – прищурился Лесли.
– Право, не знаю, Джемс. Думаете, почему я так долго? Являлся к самому Буллеру.
– Ого! Уж не в адъютанты ли к нему? У вас такой вид…
– Нет, не в адъютанты. Давайте-ка все же выпьем… Я назначен начальником особого отряда по обеспечению безопасности. – Нотки довольства и гордости, как ни сдерживал их Гловер, прорвались.
Майор Лесли едва не хмыкнул. Он примерно знал, что это такое, и не мог не отметить про себя, что слово «карательный» капитан заменил на «особый», а после «безопасности» опустил немаловажное дополнение – «в тылу». Значит, все-таки совестится, хоть немного.
Однако, разливая виски, Лесли улыбнулся поощрительно:
– Поздравляю, Генри. Желаю для всеобщего блага, чтобы работы у вас было поменьше.
– Увы, работа начнется уже сегодня. Взбунтовался какой-то зулусский индун. Надо немедленно навести порядок и разобраться с этой сволочью.
Он сказал «разобраться», хотя знал, что разбираться, собственно, уже не в чем. Этот индун, по имени Чака, и его сообщники арестованы, воины разоружены, только некоторые из них скрылись; оставалось, выполняя распоряжение генерала Буллера, примерно наказать бунтовщиков.
Не знал Генри Гловер лишь одного: тот негр, что утром пробился через реку, был Мбулу, правая рука Чаки.
Лука Мейер разрешил Петру взять десять добровольцев из отряда Терона и несколько коноводов. Генерал согласился на это неохотно: плевать ему было на Чаку, однако он понимал, что сделать это надо. Пусть идет среди чернокожих слух: англичане расправляются с зулусами – буры их спасают.
Пытаться перейти фронт перед английскими позициями было бы безрассудно. Петр решил предпринять глубокий обходный маневр. Надо было торопиться; они гнали коней.
Ту ферму, которая была нужна им, знал только Мбулу. Этому здоровяку пришлось худо: две пули полоснули его сегодня утром, одна перешибла руку, он еле держался в седле. Но держался. Знал: без него Чаку не спасти.
Они поспели. Был глухой предрассветный час. Заброшенная английская ферма располагалась на опушке леса. Тут стояли два дома – в одном из них светился огонек – и сарай. В сарае, по словам Мбулу, держали Чаку и его друзей. Два полупотухших костра чуть высвечивали несколько палаток. У коновязи шумно вздыхали лошади. Присмотревшись, Петр заметил на фоне неба силуэт виселицы.
Мбулу говорил, что охрана не очень большая. Но только палаток тут не было. Значит, прислали подкрепление.
Петр торопливым шепотом отдавал распоряжения. Часовых у сарая должны были снять Антонис Мемлинг – этому не привыкать – и Каамо. Остальных он распределил на случай шумихи для обстрела домов и палаток.
Мбулу сказал:
– Я пойду с Каамо. – В его руке чуть отсвечивал широкий нож.
От Мбулу шел жар. Петр не стал его отговаривать. Он положил руку на плечо Каамо. Плечо было напряженное, закаменевшее.
– Идите, – одними губами сказал Петр.
Сам он по опушке пробрался к одному из домов. В кустах привычно устраивались буры. Англичане ничего не слышали. Может, так и обойдется все потихоньку?.. Мрак редел, растворяясь в белесом тумане… Что-то скрипнуло вдруг. Дверь сарая?
Распахнулась дверь дома. Молоденький капитан с заспанным лицом перешагнул порог. Следом вышли сержант и два солдата. Видно, он весьма старателен, это юный офицер, коли решил, несмотря на такой славный для сна час, присутствовать на смене часовых.
Выхватив веблей, Петр прыгнул к капитану и, направив дуло в его грудь, негромко скомандовал солдатам:
– Бросайте винтовки! Ну-ну, быстро. Вы окружены, капитан, сопротивление бессмысленно. Садитесь. Все садитесь.
– Что… это… значит? – выдавил из себя Генри Гловер, медленно и неуклюже опускаясь на траву.
– Это значит, что война, – весело усмехнулся Петр и тут же прихмурился. – Это значит, что вы на африканской земле, а не у себя дома.
В молочной полумгле мелькали, как смутные тени, темные фигуры людей: пленники покидали сарай. Заржали лошади у коновязи: Каамо орудовал уже там. В одной из палаток заворочался кто-то; из-за полога высунулось усатое лицо, раскрылся рот.
– Тревога!
Капитан ерзнул.
– Спокойно! – чуть повысил голос Петр. – Скомандуйте им: сидеть на месте, к оружию не прикасаться.
– Да… но… Вы слишком многого хотите. Все же я офицер ее величества!
Сейчас из палаток, из домов начнут выскакивать солдаты. Петр чуть качнул ствол револьвера:
– Я не буду повторять.
– Эй! – слабым голосом крикнул Гловер. – Не стрелять! Мы окружены. Из палаток не выходить.
Да, он был старателен, этот юный капитан.
К Петру, рослый и легкий, подбежал Каамо, шепнул:
– Все готово, Питер.
– Хорошо… Слушайте, буры! – закричал Петр. – Антонис Мемлинг, Якоб Вольф, Альберт Виккель, Пит Диппенбек… – Он перечислил всех своих бойцов до единого. – На коней! Остальным снять засаду через полчаса. – Потом повернулся к капитану: – Полчаса не трогаться с места – или вас прошьют пулями с трех сторон. Всего хорошего! – Совсем по-джентльменски приподняв шляпу, он неторопливо двинулся к лесу, довольный, как мальчишка.