— Разумеется. Мне не на что обижаться, мисс Ларсон, кроме, конечно, вашего оскорбительного предположения, что я будто бы собираюсь переманить у вас подрядчика.
— Я вас обидела? Простите. Не первый раз я ошибаюсь в намерениях мужчины.
Присцилла снисходительно улыбнулась, с удовольствием наблюдая, как багровеет лицо Крейга. Он, как она и ожидала, вспомнил о несостоявшемся обеде в ресторане. Но и сама Присцилла с нарастающим смятением вспоминала свои странные, смешанные чувства в тот момент… И опять с нею происходило что-то странное. Теперь Присциллу охватило безумное желание приподняться на цыпочки и поцеловать его. Но вместо этого она отвернулась и, водя пальцем по пыльному стеклу, заметила мягко:
— Поговорите с Кеном. Может быть, он вам кого-нибудь посоветует.
— Спасибо, — сухо ответил Крейг. — Вы очень добры.
Присцилла не ответила: по-прежнему отвернувшись, она слушала, как он спускается по лестнице. Нежданный приезд Перси всколыхнул в ней, казалось бы, уже забытые мысли о мужчинах, замужестве, женской самостоятельности и женском одиночестве.
Чтобы достичь самостоятельности, ей пришлось долго и упорно трудиться. Обаяние и энергию Присцилла получила от природы; но уверенность в своих силах пришла только с долгим и тяжким опытом. Она была вынуждена полагаться только на себя: ведь больше опереться было не на кого. От Перси нечего было ждать не только помощи в делах, но даже элементарной моральной поддержки. Он, словно маленький ребенок, постоянно требовал внимания и заботы. Но каждый ребенок в конце концов взрослеет, а Перси со временем становился только хуже…
Что было этому виной — слабость Перси или ее излишняя сила? Нет, скорее, все-таки Перси. Ведь он никогда ничего не давал взамен. Он благодарил ее, и восторгался ею, и с пафосом заявлял, что она лучшая женщина на свете, но, когда Присцилле требовалась его реальная помощь и поддержка, оказывался беспомощен. Более того, он, кажется, полагал, что такая полная зависимость от другого и есть любовь в ее высшей и благороднейшей разновидности.
Впрочем, Присцилла чаще обвиняла себя. Может быть, ей следовало притворяться хрупкой и беспомощной, тогда Перси волей-неволей почувствовал бы себя мужчиной? Несколько раз Присцилла пыталась так и поступать, но прием не срабатывал. Перси ценил в ней именно силу. Он подталкивал ее ко все большей и большей независимости, не понимая, как губительно отражается эта перемена ролей и на Присцилле, и на нем самом. Наконец Присцилла решила развестись. Если он хочет катиться в пропасть, пусть хотя бы не у нее на глазах.
Оставшись одна, Присцилла внезапно обнаружила, что обратной дороги нет. Она перешла какой-то психологический барьер и теперь при всем желании не могла снова стать беспомощной и по-детски наивной. А притворяться такой значит обманывать других и самое себя. И Присцилла зажила жизнью одинокой и независимой женщины. Жизнь эта ей очень нравилась, если бы не одно «но»: Присцилла тосковала в одиночестве. Ей не хватало общества мужчины; не хватало той эмоциональной поддержки, которую может дать только близость.
К несчастью, на взгляд знакомых мужчин, Присцилла переменилась к худшему. Их пугала ее независимость. Они не желали знать, как и почему Присцилле пришлось стать такой, знали только, что такие самостоятельные женщины доставляют массу хлопот. Однажды, дойдя до отчаяния, Присцилла решилась наступить на горло собственной песне. Симпатичный мужчина по имени Марк объяснял ей, что женщина должна быть мягче и деликатнее, она слушала. Он давал ей снисходительные советы по управлению магазином — она молчала и улыбалась. Он часами развивал свою жизненную философию — она кивала и соглашалась. По его совету она даже записалась на кулинарные курсы! Она терпеливо училась подстраиваться под него и притворяться дурочкой. И уже приблизилась к совершенству, но тут ей стало так худо, что пришлось идти к психоаналитику. По совету доктора Присцилла перестала видеться с Марком.
Нет, Присцилла не была сухой и бессердечной. Она с удовольствием читала любовные романы и проливала слезы на некоторых мелодрамах. Любая брошенная собака или кошка находила приют в ее доме. И еще Присцилла боялась. Боялась, что обречена на вечное одиночество, что никогда не найдет мужчину, который полюбит ее и которого сможет полюбить она сама.
Обида на судьбу сделала Присциллу резкой и агрессивной. Это нечестно, думала она. Да, она научилась обходиться без мужчин, но неужели это значит, что она обречена на вечное одиночество до самой смерти? Найдется ли человек, который сможет излечить уязвленную гордость Присциллы, — сильный, добрый, благородный мужчина, который будет нуждаться в ней так же сильно, как и она в нем?
Присцилла решительно направилась в комнату менеджера. Грустные мысли привели к тому, что она решила быть подобрее с Перси: в конце концов, это единственный человек, который хоть как-то ее любит. Пожалуй, она разрешит ему остаться… и поможет выпутаться из жалюзи.
Все не слава Богу, уныло думал Крейг, забираясь в «Ауди». Он ехал сюда, надеясь примириться с Присциллой. В его представлении предстоящий разговор выглядел примерно так: он входит, одаривает ее обаятельной улыбкой и сообщает, что решил забыть прошлые обиды, что готов помочь всем, чем только сможет, что хочет стать ее другом, а может быть, и не только…
Крейг долго боролся с собой, а сам подсознательно искал повод позвонить ей или приехать. И вот повод нашелся. Пусть он и не сможет ей помочь, думал Крейг, — хотя бы посочувствует и покажет свою добрую волю. Женщины ценят сочувствие, и она, несомненно, будет тронута…
Однако не успел он начать, как Присцилла буквально выбила почву у него из-под ног.
Он ожидал, что она придет в восторг от его благородства, по достоинству оценит его опыт и с радостью примет его дружбу. Не то чтобы Крейг совсем забыл, на что похожа Присцилла, — пончо и ковбойскую шляпу он прекрасно помнил. Но за несколько недель ее образ в его памяти несколько смягчился.
Увидев Присциллу, так сказать, в натуре, Крейг был потрясен почти так же, как тогда в ресторане. Вспомнить хотя бы, как она рычала на своего мужа! Бывшего. А ведь бедняга всего-навсего предложил помочь!
Однако, вспомнив длинноволосого Перси, Крейг презрительно скривил губы. Трудно поверить, что Присцилла прожила пять лет с этим хиппи-переростком! Мало того, что он явился с намерением сесть ей на шею, еще и начал с порога командовать и давать советы! Если бы Моника вдруг появилась в егоновом доме и начала объяснять, что он, Крейг, все делает неправильно, он с трудом удержался бы от желания ее поколотить.
Конечно, их с Присциллой ситуации различаются, хотя Крейг не смог бы с ходу определить, чем именно. Может быть, тем, что Перси до сих пор считает Присциллу своей собственностью. Он явно не потерял надежды ее вернуть. Он без стеснения восхваляет ее вслух перед чужим человеком — если бы Присцилла услышала его панегирик, ей стало бы очень неловко… Но тут Крейг сообразил, что Присцилла скорее всего все или почти все слышала — в пустом доме звуки гулко разносились по всему зданию.
Неудивительно, что она была на него так зла. Однако, когда она сказала: «Поговорите с Кеном», в глазах ее, кажется, блеснуло что-то этакое… Но она тут же отвернулась, а Крейг был слишком расстроен, чтобы приглядываться и анализировать ее взгляд. Черт побери, какая-то комедия ошибок, сплошные недоразумения! Один Бог знает, удастся ли Крейгу теперь наладить отношения с Присциллой. И стоит ли стараться.
Кен назвал ему двух своих знакомых подрядчиков — это уже что-то. Пора выбросить Присциллу из головы и заняться делами.
Крейг гнал машину в Бостон, и на душе у него было смутно и тревожно, как почти все время в последние несколько недель.
Уже смеркалось, когда Крейг подъехал к дому Говардов. Потрепанный «Фольксваген» Перси по-прежнему стоял на обочине. Вокруг расположились еще несколько машин, в том числе и «Вольво» Присциллы. Крейг остановил машину метрах в двадцати от подъезда и пошел по тропинке к дому. Со времени его последнего визита сюда прошла неделя: за это время Крейг нашел подрядчиков, договорился с ними и теперь ехал поблагодарить Кена, так по крайней мере он собирался объяснить свое появление.