За Великую реку отправлялись для того, чтобы испытать свои силы или в качестве наказания. Если человека отправляли туда, то тот не возвращался, по крайней мере, я никогда не слышал о том, чтобы изгнанный смог вернуться обратно в мир, а это, уж точно важная информация, что должна была разнестись по миру мгновенно и как минимум, пару лет будоражить умы искателей приключений и учёных. Ведь никто точно не знает, что там происходит и почему никто не возвращается обратно, даже животные оттуда не выходили, не говоря уже о том, чтобы вернуться. Магия, которую использовали для того, чтобы хоть немного продвинуться вглубь территорий, бесследно исчезала через пару метров после того, как пересекала первую линию растительности в этой зоне.
Пару дней со мной говорили много и долго, в основном, о том, что я чувствовал, когда меня взял в заложники мужик, но я не мог ответить почти ничего, просто из-за того, что мои воспоминания были самыми обычными, за исключением, правда, того, что вокруг меня тогда был странный зелёный огонь. Пришлось рассказать тогда даже о том, что мне очень нравится огонь, что я люблю сидеть перед ним и смотреть, что я могу часами сидеть так и наслаждаться теплом и уютом пламени, пляшущего на ещё свежих, но разгоревшихся дровах. Особенно, с чаем, черным и крепким. С моего самого первого самостоятельного похода на кухню года в три и взяло начало это увлечение. Когда был ещё меньше, пил с сахаром, но теперь - нет. Хоть сейчас мне лишь пять лет, но мне говорят, что поговорив со мной, уже не верят в мой возраст.
И так, я - маленький мальчик, тот, который спалил дотла машину отцовского босса, не прибегнув к помощи спичек и зажигалок, а просто коснувшись корпуса, правда, тогда я был очень зол. Зол из-за того, что мама меня подстригла налысо, и лишь позже я научился не поджигать свою причёску, в более позднем возрасте, когда сам себе раз в десятый поджог её. А машину, тогда, встроенная сигнализация и пожарная система, увы, так и не спасли. Как мне говорили, я был прикольным мелким, ел всё, что было можно и нельзя и не болел. Никогда. Но, конечно, похождения мои с поджогами на этом не закончились, до конца года, предшествующего школе, уже без твёрдой руки отца, я умудрился спалить дотла ещё четыре дома в городке. Тогда было всё равно, что эти дома могут быть кому-то нужными. Но вообще-то, три дома из четырёх, были заброшенными. Так что мне не очень сильно перепадало от мамы, что уже вовсю старалась и работала на двух местах сразу. Для чего, я так и не понял, ведь, она работала лишь для семьи.
А мне, тем временем, очень нравились кошки, так что я почти постоянно был с ними, когда не делал что-то по дому, немудрено, что я таки и пару кошек пожарил, но после второй перестал вообще приближаться к ним.
Так что текло моё детство, как и у других, у кого проявлялись силы до того, как их искусственно будили. Иногда бывало довольно весело, но чаще, просто тяжело. Я заметил, что когда с тобой не общаются, пока ты маленький, это тяжело, но тяжесть эта позже переходит в наслаждение. Из-за чего годам к шестнадцати одиночка отрекается от мира, не признавшего его.
Как только мне исполнилось пять лет, меня записали в школу, на первый курс подготовительной. И спустя около полугода, я пошёл в школу. Я тогда думал, что матери станет легче, но я её почти совсем перестал видеть. Она возвращалась поздно в ночи и уходила рано утром. Так что я не смог попрощаться с ней перед тем, как ушёл в школу. Это было рано утром, так что я думал, что она попрощается со мной тогда и я смогу поговорить, наконец, с ней. Но ничего не вышло. За мной приехали в пять часов утра, именно в это время мать обычно появлялась на кухне, но в этот раз всё было иначе. Дома было пусто. Она просто ушла ещё раньше, чем я проснулся. Опять.
Я собрался заранее, за день до этого, так что закинул небольшой рюкзачёк на ковёр, что быстро поднял меня к повозке, зависнувшей в облаках. Там меня ждал один из магических преподавателей основной школы, что сам держал и повозку и ковёр. Я не сразу назвал своё имя, вначале стушевавшись и даже испугавшись молчаливого преподавателя. Но он смотрел на меня не оценивающе, а как-то снисходительно и ожидающе.