— Сегодня была лекция о мировых войнах, - ответил он. – Слишком уж… живая.
Его слегка передернуло. Как и с обликом и прочим, он знал, что перед ним голограммы, учебные фильмы, но словно сам находился там. Кидал бомбы, смотрел, как корчатся живые и падают, хватаясь за горла, как разлагаются их тела под воздействием газов и смертельных осадков. Бунтовал вместе с теми, кого одурманило воздействием, кидался в атаки и закрывал собой товарищей, лишь бы те успели остановить запуски бомб и ракет, способных окончательно погубить все живое.
— Да, это одни из самых тяжелых уроков, - омрачилось лицо Тани, - после которых лучше понимаешь наших предков, не пожалевших своих жизней, лишь бы такого никогда не повторилось. К счастью, в те времена на Земле не было энергония, иначе даже жертвы не помогли бы. Но все равно, то и дело, что-то всплывает из прошлого, вроде того бункера, в котором тебя нашли.
— Хорошо, что нашли, - проворчал Михаил, накалывая на вилку какой-то фрукт.
Выглядел он, как сочная слива, но при этом со вкусом жареной курицы, натертой чесночным соусом, да как следует пропеченной в духовке, и без ощущения мерзкого привкуса «куриц гриль – птиц счастья», а именно с таким домашним мягким ароматом. Михаил, в общем-то не слишком удивлялся (и не только потому, что просто устал изумляться), даже в его время вовсю шли эксперименты, появлялись новые модификации, то и дело раздавались вопли о страшном ГМО. Никто толком не представлял, что там и как, но это не мешало ругать и ужасаться, хм, подумал он, к слову, о страхах и управлении обществом.
— Хорошо, что нашли до того, как ты погиб, - мягко поправила его Таня. – Сам бункер, конечно же, нашли бы, рано или поздно, хотя бы по радиоактивному следу реактора, но вот ты.
Михаил сглотнул комок во внезапно пересохшем горле, руки его словно вспотели, и он мысленно обругал себя. Что он, юнец, какой-то? Увидел и влюбился? Да еще и не в состоянии признаться в своих чувствах? Из страха, понял он, из страха, что Таня ответит ему правду, как она всегда и делала.
— Нашли бы и очистили, да? – спросил он.
— Разумеется, - без тени улыбки ответила Таня. – Все найденное изучается, записывается, затем угрозы нейтрализуются, по возможности или остаются, в назидание потомкам, но это уже отдельный вопрос.
— Это точно, - Михаил упорно смотрел в тарелку, избегая ее взгляда. – И все это благодаря энергонию, да? Как-то слишком уж, не знаю, буквально, что ли? Манопы, энергоний.
— Что поделать, общество устало от лжи и беспорядков, - задумчиво отозвалась Таня. – Всем хотелось прямоты и открытости, не говоря уже о том, что Земля умирала в тот момент. Не найди наши предки энергоний, кто знает, скорее всего им не удалось бы спасти планету.
— Кх-а-ахк? – чуть не подавился Михаил, не ожидавший подобного.
Открытое сообщество, полное жизни и энергии, распространившееся в космос, установившее контакты с кучей планет и систем, само организовавшее какой-то там союз солнечных систем, и что, едва не погибло буквально вот-вот? Собственно, и ста лет же не прошло, но как-то на фоне размаха творившихся и творящихся событий об этом забывалось, словно само собой.
— Очень просто, им не хватило бы возможностей и сил, или битва за планету продолжалась бы до сих пор, но непонятно, насколько истощены оказались бы люди, - ответила Таня. – Все же сила начального порыва иссякает, а без притока энергии многое так и осталось бы нереализованным, и проекты очистки не продвинулись бы так далеко вперед. При этом, строго говоря, энергоний все же не буквальное название, так как этот минерал не дает энергии сам по себе. В ваше время уже строили гипотезы о темных энергии и материи, пронизывающих всю Вселенную.
— Что-то такое было, да, - осторожно согласился Михаил.
— Теории эти были доработаны уже в нэме, - кивнула Таня, - это сокращение от новый мир, также перекликающееся со словами «наше время».
— Смотрю, любите создавать новые слова от сокращений, - чуть развеселился Михаил.
— В ваше время тоже творилось нечто похожее, не так ли? Да и потом, живой язык всегда развивается, впитывает и вбирает в себя новое, переваривает или отбрасывает.
Михаил промычал что-то утвердительное, не желая касаться темы языков и всеземного, и собственных уроков в нем.