— Кто проверен, специалисты? – пробормотал Михаил.
Иска улыбнулась тепло и чуть ослабила цифровую стену. Палата вокруг словно растворилась, а он оказался в некоем пространстве, где зажглись несколько экранов, сообщающих начальные сведения и понятия о системах социальных кредитов и рейтингов.
Не то, чтобы Михаил предполагал – он вообще мало интересовался социальными темами – но смутно как-то догадывался, что это связано с трансформацией мира. После черной революции опять и снова встал вопрос денег, наживы, обогащения, попыток уйти от того, что и погубило старый мир, и в клубке споров, противоречий, борьбы за выживание и освоения космоса и родилось то, что стало нынешней системой.
Социальные кредиты вернее было бы называть рабочими часами или условными часами, системой, оценивающей не только то, сколько ты трудился, но и какую пользу обществу при этом принес. Час работы вполне мог принести тысячу этих самых условных часов, и человек мог потратить их на что-то, по своему желанию. Но так как система зарождалась на руинах старого мира, то название кредиты так и осталось, прижилось, и в общем-то здесь, в новом мире, никто не ассоциировал его с тем, что всплывало в голове у Михаила, все эти беззалоговые кредиты, микрофинансовые организации, ипотеки и прочие дела.
Банки в каком-то смысле умерли, новая сеть, основанная на манопах, ИИ и прочем, просто следила, сразу оценивала, хранила в себе информацию о доступных человеку кредитах и автоматически списывала их при тратах и вносила при поступлениях и так далее. Невозможно было залезть в кредитную кабалу, ради желания купить условный новый айфон, так как никто не выдавал социальных кредитов под проценты. Истратил все свои кредито-часы? Заработай еще, потрудись на благо общества, гарантированный минимум все равно всегда с тобой, посиди пока на нем, лучше запомнится на будущее.
Нельзя сказать, что мечта Михаила разлетелась вдребезги, но ощущение теплого запасного аэродрома оказалось поколеблено. Ожмики не трудились и не получали этих самых кредитов, а соответственно и мало что могли, например, не могли слетать в космос. С точки зрения новой парадигмы, принесения пользы обществу, это было логично и правильно, но все равно вызывало у Михаила ощущение полной дичи, сегрегации и создания касты неприкасаемых.
— Что-то случилось? – раздался голос Иски, словно за спиной. – Михаил, вы можете прервать лекции в любой момент, сосредоточьтесь и вы сможете управлять происходящим.
— Нет, - ответил он, - просто я… представлял все это иначе.
— Такое бывает, - согласилась Иска и словно бы пропала из этого непонятного пространства.
Общество разбогатело и могло себе позволить ОЖМ, но при этом не собиралось давать особых прав тем, кто не трудился на его, общества, благо. Более того, продолжались отчаянные споры и дискуссии об отмене ОЖМ, о смене формата воспитания и подготовки, о выделении таким людям своей планеты, где никто не будет им ничего гарантировать и так далее. В ответ шли возражения, не менее обоснованные и Михаил закрыл эти экраны и лекции, поняв, что не стоит сейчас углубляться слишком уж далеко.
Стоило признать, что его задело именно из-за желания побывать в космосе, подумал он. Да, гарантированный минимум, роскошный по меркам его старого мира, но опять «19 век». Выходцу оттуда в мире Михаила многое показалось бы чрезмерной роскошью, тогда как его современники сочли бы все нищетой и брезговали, стремились уйти от подобного. Следовало полагать, что и здесь происходит нечто подобное и он… впрочем, никто же не сказал, что Михаил обязан становиться ожмиком? Сдавать все по мезне и вообще?
Успокоив себя этими мыслями, Михаил попробовал экспериментировать с обстановкой вокруг и обнаружил, что все это не так уж легко. Казалось бы, что проще – создать кресло – но у него выходили какие-то размягченные гибриды и дичайшие сочетания с другой мебелью и почему-то шипами. Мысленная дисциплина и контроль, наверное, сейчас детей этому учат с самого рождения, подумал он, возвращаясь к лекциям.
Помимо приносимой пользы обществу, существовала уже принесенная и именно ее и отражал тот самый рейтинг. В каком-то смысле он выступал кредитом доверия от общества, мол, раз принес уже столько пользы, то вот, держи множитель, твой голос будет равен сотне, час работы будет приносить двести кредитов, условно говоря, и так далее. Разумеется, полученный рейтинг тоже можно было утратить, и все это тщательно фиксировалось в манопах каждого из жителей. Достижения и проступки, подвиги и провалы, каждый носил с собой досье на самого себя, и Михаил ощутил, как у него опять подергивается глаз.