— Доброе утро, - с белозубой улыбкой произнесла женщина, прямо и открыто глядя на Михаила.
— Доброе, - машинально отозвался тот, завороженно глядя на нее.
Похоже кто-то там раскошелился на лечение, желая загладить инцидент в своем бункере и заткнуть рты. Что же, Михаил был готов простить его, если и оплата будет на месте, и эта медсестра постарается.
— Меня зовут Татьяна Сальвини, - продолжала гостья, разглядывая Михаила, - могу я узнать ваше имя и фамилию?
Ага, сообразил Михаил, доставили анонимно куда-то? Сальвини, смуглая кожа, неужели Италия? Или… Швейцария? Это объясняло бы слегка странное произношение. Анонимное лечение, все дела? Но если анонимное, то зачем ей его имя? Впрочем, такой роскошной женщине, в которую он уже влюбился, Михаил был согласен открыться целиком.
— Михаил, - ответил он и добавил после секундной запинки. – Лошадкин Михаил Иванович.
Фамилия его не вызвала даже тени улыбки у Тани, которая чуть двинула пальцами и глазами, словно наигрывала на каком-то невидимом инструменте. Слегка нахмурилась, словно что-то не вышло, и произнесла чарующим голоском:
— Сведения о вашей смерти или пропаже, Михаил, отсутствуют в архивах, что подтверждает гипотезу доктора Наакянца.
— Конечно же, они отсутствуют, - насторожился Михаил, - с чего бы им появляться, если я не умер?
Неужели Степан что-то там провернул? Их выставили мертвыми и вывезли за границу? Это не настоящая клиника? Кто-то там решил не оставлять свидетелей? Хотя нет, зачем тогда это все? Стоп, в архивах?
— Диагност утверждает, что вы в полном порядке, - продолжала Таня, вдруг утратившая часть своего очарования, - но все же, давайте убедимся. Поднимитесь и посмотрите в зеркало.
— Какое еще зеркало? – спросил Михаил, все же поднимаясь.
На нем была какая-то больничная пижама, странно мягкая и удобная. Таня изящно повела рукой и стекло вдруг превратилось в зеркало, в котором отразился сам Михаил. Слегка вытянутое лицо и крупноватые зубы, что в сочетании с фамилией, только удваивало количество шуток на лошадиные темы. Теперь черты лица словно заострились и ввалились внутрь, но вот короткая прическа ничуть не удлинилась, и щетина отсутствовала. Переломанный в детстве нос, шрам в левой части лба – привет из детства, крупноватые уши, карие глаза.
Он никогда не был амбалом, так, крепыш ростом выше среднего, но и это все сейчас куда-то делось, он словно усох и мышцы… атрофировались? Сколько он пролежал где-то там? В горле пересохло, в животе что-то крутило, и он спросил хрипло:
— Нельзя ли стакан воды?
— Один стакан воды, - раздался приятный женский голос за спиной.
Своей приятностью и женственностью он так напомнил Михаилу тот голос с потолка в бункере, что Лошадкин невольно подпрыгнул на месте, разворачиваясь в прыжке. Неужели он еще не покинул бункера? Все это галлюцинации? Или бункер что-то там включил, какие-то современные системы и морочит ему голову?
— Очень интересная реакция, - заметила Таня, опять двигая пальцами. – Все источники уверяют, что в подобных системах использовалось оповещение женским голосом, но похоже, вас он не успокоил, да, Михаил?
Она протянула ему невесть откуда взявшийся стакан воды, а Михаил посмотрел на нее, ощущая, как в крови вскипает ярость и одновременно с этим ощущая тошноту и легкую слабость. Вода отравлена?
— Можете смело пить, - заметила Таня, - это обычная вода, просто созданная прямо на месте. Расход кредитов и энергии на ее создание и все вокруг – за счет центра здоровья, на этот счет можете не переживать.
— Сколько? – спросил Михаил, держа стакан в руке.
Тот приятно холодил, словно его только что достали из холодильника.
— Сколько я пролежал в коме? – расширил он вопрос.
— В коме? О нет, - слегка улыбнулась Таня, снова демонстрируя белые зубы. – Вы находились в криокамере, Михаил, экспериментальной, едва не убившей вас, но в то же время, спасшей вам жизнь. Вижу, вы уже догадались, что прошло немало времени, и надо заметить, среди наблюдающей за нами комиссии были сторонники растягивания процесса, поэтому мы и воссоздали обстановку больничной палаты вашего времени.
Вашего времени! Михаил словно врезался во что-то лбом, в голове все поплыло. Он машинально осушил стакан залпом и чуть дернул головой, присел обратно на кровать. Все слова о больничных палатах и любви к Тане испарились, словно и не было. Наблюдающая комиссия! Михаил опять дернул головой, но так и не обнаружил камер.