Все с восхищением слушали Ореста. А Юрий подумал: «Как он прав! Вот путь к бессмертию! В Оресте умер великий поэт!» А Георгий: «Вот где тайна долголетней памяти поколений! Орест — величайший мыслитель, которого как раз не хватает миру сегодня!»
Брен был в восторге от предложения Ореста. Он обнял его два раза и обещал щедро вознаградить.
— Только не вздумайте опять пытаться дать мне три мешка ваших нью-долларов! — попросил Орест и вовремя: Брен приготовился хлопнуть над головой ладонями, вызывая казначеев.
— Жаль, что вы — бессребреники и не любите деньги, — проговорил с сожалением он, опуская ладони.
А Орест возвратил разговор к своей идее.
— Вы будете сами с удовольствием наблюдать собственные похороны и наслаждаться картиной, как скорбит народ по поводу кончины своего любимого вождя, мудрого правителя, непревзойденного демократа.
А поэт, потирая руки в предвкушении грандиозного зрелища, сказал:
— И мы вместе с вами порадуемся народной скорби вот из этого окна.
— Верно! Вместе с вами! Отсюда будет хорошо все видно! — предвкушенно произнес Георгий и поглядел в окно.
Брен хитро поглядел на друзей и вдруг сказал:
— Вы не будете наблюдать из окна эту чудесную картину!
— Почему???
— Вы понесете гроб и крышку!
— Как??? — Друзья даже поперхнулись от неожиданности такого поворота.
— Да, да! Я свое тело, даже фиктивное, не могу доверить никому, кроме вас! Даже им! — Он указал на молчаливо наблюдавших всю эту сцену клерков. — Вам я оказываю великую честь! Гордитесь!
Но друзья гордиться не хотели: их такая «великая» честь явно не устраивала.
— А как же ваша поэма? — попытался выкрутиться поэт. — Мы не успеем дописать вашу поэму. Мы ее уже начали! — И в подтверждение Юрий выдал экспромт:
— Нет, нет! Не надо! Поэму потом! — прервал поэта Брен. — Похороны на века для меня важнее!
— Вы же приказывали! — нажимал поэт. — Вы сами произвели нас в придворные поэты! Мы должны написать вашу поэму!
Брен с минуту подумал, потом, махнув рукой, сказал:
— Я вас освобождаю от звания придворных поэтов! Вы назначаетесь теперь почетными членами комиссии по организации и проведению моих бессмертных похорон! Это гораздо выше, чем звание придворного поэта! Помощниками у вас будут вот они! — И Брен показал на Пата и Массимо. К удивлению друзей, клерки с восторгом приняли это предложение, и на их физиономиях зацвела верноподданическая улыбка от оказанной президентской чести.
В душе своей друзья кляли себя за ретивость и усердие. Особенно ругал себя Орест за предложение, которое теперь обернулось против них.
— Так! Слушать меня! — И Брен стал давать распоряжения.
— Ты понесешь впереди гроба крышку, — он ткнул в Ореста. — Ты и ты понесете гроб, — он указал на Юрия и Георгия. А вы, — Брен ткнул в Пата и Массимо, — будете неутешно рыдать и заставлять плакать манекенов! Вся ответственность за похороны ложится на вас! Идите, готовьтесь! О моей внезапной смерти объявить сейчас же! Вместо речи — похороны! Начали! Живо! Ну! Манекенов к черту отсюда! Все будут исполнять люди! Люди, за дела!
Георгий предложил было нести гроб закрытым, но Брен категорически отверг его предложение:
— Нет и нет! Все должны видеть мое лицо! Это прибавит скорби и печали! И станет еще загадочнее!
Когда друзья шли домой, Орест плелся сзади виноватый на почтительном расстоянии. В душах и сердцах поэта и философа кипел великий гнев на композитора. Всю дорогу до дома они то и дело оборачивались и кричали ему:
— Как в твою обыкновенную музыкальную башку могла придти такая великая по своей глупости идея?
— Чем ты думал, когда родил мысль о похоронах Брена?
— Чтоб ты обожрался на поминках!
— Хорош мыслитель, бемоль тебе в зуб!
— Тебе в похоронном бюро работать, а не сочинять свои оратории!
И все в таком духе. В общем, друзья с остервенением изливали на Ореста свою злость, изощряясь в различных оскорблениях, а тот молча все это сносил, понимая вину свою и принимая их выпады как должное.
Весь остаток дня и часть ночи друзья занимались подготовкой к фиктивным похоронам президента, выполняя взваленную на них «великую» честь.