Поле аэродрома было обнесено двойной проволочной сеткой метров пяти высотой. Судя по изоляторам, сетка была под током. По верху опор натянуты узкие ряды колючей проволоки. По периметру ограждения стояли сторожевые вышки. Аэродром охранялся надежно. Вход в здание аэропорта начинался застекленным коридором, а тот начинался домиком с островерхой крышей. На фасаде домика было написано: «Особая таможня». Возле стены таможни стоял с автоматами взвод молодых солдат в форме десантников.
Рядом, на плацу, в полной готовности выстроился почетный караул. Личный состав его, похоже, был из манекенов. Музыканты оркестра с их блестящими инструментами отдавали манекенщиной.
Опоздав на десять минут, Брен явился в сопровождении массажистки и двух манекенов, которые тащили за ним два больших чемодана.
К удивлению друзей, технических клерков с ним не было. Видимо, президент Брен не захотел взять их на свои проводы.
Поздоровавшись, Брен сказал:
— Кончилось мое правление. А жаль! Вы остаетесь? Счастливые! Завидую.
Брен был в парадной форме. Обе стороны мундира по всей груди закрывали массивные восьмиконечные звезды. Сразу бросилось в глаза: у Брена появилась еще одна, пятая по счету звезда. Это самонаграждение, видимо, произошло или вчера поздно вечером, или сегодня ранним утром.
— А неплохо я правил островом! Правда? — спросил Брен, любуясь золотым блеском звезд.
Друзья из деликатности промолчали.
И тогда Брен стал громко выражать свое сожаление, что не смог достойно наградить всех троих за безупречную службу. Но, сказал он, даст бог они еще встретятся, и тогда он не забудет их заслуги. Еще Брен обещал доложить об их славных делах Ханту. А сейчас он очень опечален расставанием с островом, с ними и особенно — он повернулся к десантникам — вот с этими честными настоящими служаками.
Брен говорил возбужденно, нарочито громко. Но в его голосе не слышалось печали расставания. Сквозила в нем какая-то непонятная нервозность, беспокойство, даже внутренний страх.
Друзья приняли его нервное состояние за боязнь, которая бывает у людей, которые страшатся летать на самолетах и нервничают от одного только их вида. В душе они сочувствовали Брену, учитывая тот факт, что людская молва давно окрестила «Боинги» «летающими гробами» за их частые аварии с огромным количеством жертв.
В ожидании процедуры проводов томились оркестранты с поднесенными к губам инструментами, почетный караул с изготовленным к церемонии оружием. Ждала проводов таможенная служба с работающими мониторами рентгенов и другой просвечивающей, прослушивающей, улавливающей аппаратурой. Оружие десантников накалилось от солнца; они обливались потом в своей солдатской амуниции и с неприязненным нетерпением глядели на Брена, который тянул свой отъезд, и на сопровождавшую его троицу. Майор натянул козырек своей фуражки на самые глаза, и в этом был знак отвращения, а не защита от солнечных лучей.
Стояло то нудное, раздражающее своей затянутостью состояние, когда событие, надоевшее всем, затягивается. Но сам виновник, похоже, не обращал на все это нетерпение никакого внимания и, кажется, не спешил улетать с острова по какой-то загадочной, непонятной причине. Он словно ждал какого-то чуда и загадочно, с вороватой улыбкой поглядывал по сторонам.
Вдруг Брен, ухватив за руки друзей, с решимостью подошел с ними совсем близко к десантникам таможни. Потрогав свои награды и почтительно поиграв их золотым блеском, и, очнувшись как бы от какого-то гипнотического сна, он вдруг громко, обращаясь к солдатам и друзьям, спросил, но не отрывая глаз от милых сердцу раритетов:
— Вы были на войне? Участвовали в боях?
В ответ десантники по-мальчишески хихикнули, а друзья только усмехнулись. Было ясно и без вопросов по одному только виду: во времена второй мировой они еще и не родились на белый свет.
С серьезным петушиным видом глянув на солдат, он хвастливо заявил:
— А я вот воевал! — Брен строго поглядел на майора, тот от неожиданности даже икнул. — Да! Мне пришлось воевать с целой дивизией! — И Брен с почтением поглядел на свои самонаграды, будто призывая их в свидетели.
Кто-то из десантников хохотнул, майор от удивления поднял пальцем козырек фуражки выше лба, чтобы лучше видеть необычного героя. Друзья невольно улыбнулись, но Брен не обратил внимания на реакцию слушателей и со слезливым умилением, с углубленной задумчивостью, будто вспоминая что-то далекое, родное сердцу, стал глядеть на звезды.