— Разве люди когда-нибудь толком знали, чего они хотят?
— Ах, опять за старое! — сокрушенно упрекнул Георгий Джона. — «Народ не знает, что он хочет!»
Джон с удивлением глянул на Георгия.
— Разве это кто-то уже сказал?
— Это сказал Гегель! — засмеялся Георгий. — Философ должен это знать! У нас на первом курсе проходят! Вы разве не изучали?
Но Джон будто не обратил на насмешки Георгия внимания.
— Вот видите, — значительно пояснил он. — Даже до меня кто-то заметил это! Я рад! — И с сатанинским торжеством провозгласил: — С народом скоро будет покончено! Он так и не узнает, чего ему хотелось на этом свете!
Наступила жуткая тишина. Друзья с тревогой оглянулись, будто угроза всеобщей гибели была уже здесь и стояла за спиной.
— Вы… это… серьезно? — пробормотал потрясенный Георгий. — Это ваша философская концепция? Доктрина?
— Да!
— Вы будете довольны?
— Доволен буду я или нет, это не меняет дела. Цивилизация изжила себя, и это ясно. Создание ее в таком виде, какой она стала, было ошибкой то ли мирового духа, то ли самого бога. Ошибка превратилась в эпидемию, цивилизация стала нежизнеспособной, одряхлела. Наступил момент развязки. Кризис! — С торжеством Вельзевула он посмотрел на друзей и цинично продолжил: — Я сочувствую вам по-человечески, но приговор вынесен! И отменить его нельзя!
Джон просто упивался эффектом, который произвели на друзей его сатанинские выводы.
— И вам не будет больно отказаться от общества людей, которое произвело на свет вас и вам подобных? — тихо спросил Джона поэт.
Железный Джон издевательски рассмеялся.
— Бывает такое: жаль выбросить на помойку старую вещь, к которой привык; она еще может пригодиться, но! Мы выбрасываем ее в мусор и заменяем ее на… — Он поднял палец к небу. Наступила зловещая пауза.
— Манекению? — прерывая зловещее торжество паузы Джона, вопросил Георгий.
— Да! — заявил он.
— Ужасно! — пробормотал потрясенный поэт.
— Манекены вместо людей! — Орест в отчаянии приложил руки к лицу.
— Роботы вместо человеческого рода! Это жуть! Как вы могли дойти до такой страшной мысли! — ужаснулся Георгий.
— Мы, призванные всевышними силами к власти над миром и народами, верные Большому бизнесу, думаем сейчас: а что предстоит нам после ядерного апокалипсиса? В атомных убежищах воды, пищи и воздуха нам хватит, чтобы пересидеть, пока устоится радиационная помойка. Мы останемся жить. А остальные толпы… народы погибнут. Сгорят, задохнутся, сгниют от радиации. Трагедия для нас закончилась, мы вышли на свет, к солнцу… И что? Как дальше? С кем? С этими манекенами? Они кое-что соображают по программе седьмого поколения компьютеров. Они в облике человеческом. Но с ними будет тошно! Мы будем повелевать, властвовать! Но мы не можем без бизнеса! — Он с отчаянием глянул на Георгия. — Что нам делать? Что? Вот что я хочу знать, философ!
Георгий будто очнулся от потрясения. Теперь он был в состоянии атараксии, как мудрец, переживший и беды, и потрясения, и не боялся встать перед лицом самой смерти.
— Так, значит, вы, считающие себя элитой рода человеческого, собираетесь, пережив катастрофу мира, войти в Будущее отдельно от всех нас? — спокойно, глядя на Джона, спросил он.
— Да, — ответил Джон.
— А если его тогда не будет?
— Как? Будущего? — недоуменно усмехнулся правитель.
— Так, — ответил со спокойной мудростью юный философ. — Оно погибнет вместе с нами. Останется мертвое время. Будут галактики, звезды, планеты, но не будет жизни. Будет мертвое время.
— На Земле?
— На Земле будут гулять пыльные бури, как на Марсе. Только никто их не увидит. Жизни на Земле не станет.
— Что же делать, по-твоему?
— Надо не спасаться, а спасать всем всё человечество! Всем, но не одному. Не будет рода человеческого — каждый из нас погибнет. Где нет главной реки, там нет маленьких рек.
— И я должен спасать всех от ядерной катастрофы?! — удивился Джон.
— Каждый должен спасать сейчас род человеческий, если он хочет жить и дать жизнь потомкам, — пояснил Георгий.
— Спасать других? — Джон усмехнулся. Было видно: эта мысль казалась ему нелепой, и он был к ней просто не готов. — А если тогда… будет коммунизм? Нет! — выкрикнул он. — Пусть погибнут они!
— Но погибните и вы! Поймите это! И на планете будет только ветер гонять пепел коммунизма и капитализма! И ваш пепел будет там, не волнуйтесь!
Такой вывод подействовал на сознание Железного Джона умопомрачающе, как на здорового человека, который жил беспечно и собирался жить так и дальше, но вдруг увидел, что в его сердце вонзился нож убийцы, и его сознание обожгла мысль: «Я умираю!» В приступе безумия он истошно закричал на Георгия: