После чего поспешил откланяться, оставив Лоика собиравшегося поразить Одивию своими успехами в музицировании, наедине… Под присмотром уважаемой и почтенной тетушки-домоуправительницы, конечно же.
А Ренки, со сложным чувством сожаления и облегчения, покинул дом семейства Ваксай, и направился прогуляться по набережной, дабы подышать на сон грядущий свежим воздухам, да и, что там греха таить — немножко пустить пыль в глаза фланирующей в этом, наиболее «светском» месте Фааркоона, купеческой публике, которая подражая нравам благородного сословия, выбрала набережную местом своих променадов.
Светились фонари возле подъездов Торговых Домов, освещая вывески, (негласное соревнование на самую большую и яркую вывеску, шло в Фааркооне уже не первый год), и фонарики, освещающие вынесенные на улицу столики харчевен. Пахло удивительным сочетанием моря, цветов, и разной, весьма аппетитной еды.
Местные купцы, приказчики из богатых домов, и офицеры кораблей, неспешно прогуливались по мощеной камнями мостовой, в одиночку, парочками и целыми семействами, чопорно раскланиваясь друг с другом, и заводя неторопливые разговоры. Дамы весело щебетали, ревниво изучая наряды друг дружки, а их солидные мужья вели солидные разговоры о ценах, политике, и том как политика влияет на цены. Ну а детишки носились между группками горожан, стремясь с детской нетерпеливостью успеть увидеть все интересное, попробовать все вкусное, и конечно же — как-нибудь да набедокурить и при этом не попасться.
Как минимум в двух местах звучала музыка исполняемая одним квартетом и даже целым маленьким оркестриком с королевского сторожевого корабля, а посреди набережной, труппа бродячих актеров давала свое представление.
Теплый вечер, освежаемый морским бризом. Так приятно прогулять по набережной, неспешно и солидно здороваясь со знакомыми купцами и чиновниками, ловя на себе заинтересованные взгляды их жен и дочерей. А потом, купив кулек засахаренных орешков — поглазеть на представление бродячих актеров, с детской непосредственностью ухахатываясь над Профессором вечно попадающим впросак из-за проделок своих студентов. Или старым толстым Лавочником, которому наставляет рога его молоденькая жена. — Незатейливый юмор и незамысловатые сюжеты, не требующие сложных приспособлений по смене декораций, и не прошедшие обработку модного столичного драматурга.
Ренки словно бы попал в детство, и был счастлив. Этим, ну и еще наверное некоторой простоватой прямолинейностью его натуры, можно объяснить тот факт, что когда какой-то человек подошел к нему и спросил лейтенанта оу Дарээка, — мысль о подвохе даже не пришла в его голову.
— Да это я. — Ответил Ренки, одним глазом поглядывая на уже пожилого, бедно но чисто одетого слугу, а другим продолжая коситься в сторону актеров.
— Покорно прошу простить. — Продолжил слуга. — Но меня прислал за вами какой-то солдат. Он приносит вам свои глубочайшие извинения, однако ему срочно необходимо ваше присутствие.
— Что-то случилось? — Спросил Ренки, которого даже столь необычное известие еще не смогло вывести из состояния блаженства и неги.
— Не могу знать, сударь — Ответил слуга. — Я всего лишь должен был найти вас, передать послание, и проводить на нужное место.
— Ну хорошо, веди. — Со вздохом отрываясь от зрелища, сказал Ренки, и еще раз, уже чуть более пристально посмотрел на собеседника. — …Ничего особенного — типичный дворецкий Дома средней руки. Благообразный, весь из себя сама аккуратность и чопорность, с профессионально смиренной маской на лице.
…Он даже не осмелился пойти рядом или впереди, а передвигался чуть позади слева, бочком, каким-то семенящим шагом, выставив вперед руку, наподобие указателя.
Таким макаром они свернули на одну из прилегающих к набережной улиц. Потом зашли в переулочек, где единственным освещением были звезды на небе.
Там пришлось протискиваться мимо какого-то фургона, не то со старым тряпьем, не то с ветошью. Но тут вдруг, сидящий на козлах возница вскрикнул, и вытянул вперед руку, будто на что-то указывая.
Ренки, мгновенно бросив руку на рукоять шпаги, посмотрел в ту сторону, …и свет погас. А благообразный дворецкий, быстро спрятав набитый дробью кожаный кисет в карман, с легкостью подхватил упавшее тело, и загрузил в фургон.
Очнулся страдалец, спустя какое-то время, уже на полу тесного помещения, абсолютно темного, но заполненного запахами подгнивших овощей. Руки у него были связанны за спиной, шпага отсутствовала, зато, судя по ощущениям, на затылке присутствовала изрядная шишка.
Он попытался подвигаться, немного развернулся заметив свет выбивающийся из под двери, а попутно что-то задев ногами, с грохотом опрокинул это на себя.
— Никак очнулся… — Донеслось из-за двери. — Тащи его сюда.
Дверь открылась, и сильные руки, подхватив тело Ренки, грубо выволокли его из чулана.
— Ну вот сударь. — Светя в глаза связанному офицеру фонарем, произнес кто-то, чье лицо нельзя было разглядеть из-за бьющего в глаза света. — Давайте знакомиться.
— Развяжи мне руки тварь, и я устрою тебе… знакомство! — Пригрозил Ренки.
— Не стоит так горячиться сударь. — Продолжил неизвестный, на которого угрозы пленника, кажется не произвели никакого впечатления, разве что насмешили.
…И не надо угроз. …Вообще-то, вы даже должны быть мне благодарны, за подаренные несколько часов жизни. По хорошему-то, я должен был убить вас еще в том переулке.
…Не хотите узнать почему? — Все очень банально — мне за это заплатили. И поверьте, не каждый день я получаю такую сумму, за такое банальное убийство.
Но когда я попытался разузнать о цели своей охоты, открылось одно обстоятельство. …Одно, очень печальное для вас, сударь, обстоятельство! Ну-ка, посади его!
После этих слов те же сильные руки подхватили Ренки, и усадив его на грубый стул, плотно примотали к спинке веревками. Светящий в глаза фонарь, был подвешен к потолочной балке помещения напоминающего обеденный зал харчевни. А напротив себя пленник увидел давешнего дворецкого, который теперь, оставаясь все в той же одежде — уже отнюдь не выглядел столь же благообразно и безобидно. Может, причиной тому было изменившееся выражение глаз, а может шпага, раньше принадлежавшая Ренки, которую «дворецкий» вертел в руках.
…Вот эта вот шпага! — Помахал «дворецкий» клинком перед самым носом пленника. Причем тот отметил, что держит он оружие вполне профессионально. — Вам хватило сударь дерзости, носить ее как ни в чем не бывало! А ведь эта шпага, раньше принадлежала моему брату! …Нет, не родному, — скорее собрату по ремеслу!
…Не то чтобы старый бродяга Биидшаа, был мне близким другом. Однако и спустить его убийство с рук, было бы делом недостойным. …Расскажите сударь, как так получилось, что вам удалось убить столь искусного противника? Полагаю — тут была какая-то хитрость?
— Развяжи мне руки, дай шпагу, и я тебе это покажу. — Предложил Ренки.
— А что? — Вновь развеселился мнимый дворецкий. — Я подумывал об этом! Согласитесь, было бы весьма изящно отомстить, заколов вас на поединке. — «Общество» бы это одобрило. …Но я слышал что вы и впрямь весьма искусны с клинком. Да и булаву, просто так не дают. А булава и топоры… Хе-хе сударь — позвольте мне как верноподданному нашего короля, выразить вам свое восхищение и благодарность, за подвиги на поле брани.
Однако, увы, это не отменит вашей смерти. Причем, (уж не обессудьте), смерть эта будет довольно мучительной. Потому как месть, должна производить впечатление и оставаться в памяти. …Я, в некотором роде считаю себя художником. — Когда найдут ваш изуродованный труп, сверху на нем будет лежать эта сломанная шпага и одна желтая лилия. (это моя личная «подпись»). — Согласитесь — очень изящно!
— Когда я прикончу тебя. — Пригрозил в ответ Ренки. — Это будет выглядеть как куча дерьма, каковым ты и являешься. Совершенно не изящно, но очень правдиво!
— Очень смелые слова. — Усмехнулся «дворецкий», однако, если вы не возражаете, я пожалуй приступлю к пыткам.