— Это не люди. И за них уплачено. Платил твой знакомец, барон Д’Отервиль.
Вот так. И не пристало мне идти против воли моего спутника — лже-барона. Но я ощутил греховную радость оттого, что убил настоящего.
Доминиканец спросил меня:
— Ты прикасался к этой Книге?
И впился в меня испытующим взглядом. Я ответил:
— Нет.
Он сказал:
— Если б коснулся, пришлось бы наложить на тебя епитимью — семь дней на хлебе и воде.
А сам крепко сжимал подмышкой ларец. И продолжал:
— Тридцать лет ищу я эту Книгу. Хочу прочесть ее. Понять, что за семя посеяно на ниве еретиков…
Я спросил его:
— Неужто так и не понял за тридцать лет?
Он сказал:
— Нет. Но я понял другое: церковь означает порядок, а ереси — беспорядок. Мир растерян и жаждет порядка. Люди молят о нем. Хотят иметь одного папу, одну церковь и единый порядок.
Я осмелился возразить ему:
— Возможно, существует и другой порядок.
Он тоже возразил мне:
— Два порядка — это уже беспорядок. Мир должен стать муравейником, где есть муравьи — работники, муравьи — воины и одна царица — Святая наша церковь.
Боже, Старец тоже говорил о муравейнике. Я сказал Доминиканцу:
— А еретики — это кузнечики…
Он смотрел на меня, словно решая, проглотить ли насмешку или заморозить улыбку на моих устах.
Ясен первым увидел пиратов. Окрестные холмы в сотне шагов от нас вдруг ощетинились сверкающими клинками. Отряд из сотни пиратов незаметно подошел к лагерю. Прибыл покупатель невольников.
Все пираты были в чалмах, явно мусульмане. Какой расы, какой народности — этого они и сами, должно быть, не помнили.
По песчаной дюне спустился к нам высокий жилистый человек с умным, суровым лицом. На лбу — точно третий глаз — сверкал красный драгоценный камень. Он подошел к барону Д’Отервилю — они явно встречались прежде, должно быть, договаривались о купле-продаже рабов. Пират сдержанно приветствовал барона, затем указал рукой в нашу сторону:
— Кто эти люди?
Влад-барон молчал, как истукан. Я сказал ему:
— Владе, твой приятель прибыл за обещанными ему рабами.
Пират понял сказанное и подтвердил:
— Да, сегодня третий день новой луны.
Опять услышал я то диковинное смешение говоров, каким пользуются по всему побережью Среднего моря — в нем звучат греческие, испанские, провансальские, латинские и славянские слова.
Влад по-прежнему молчал. Пират почуял что-то неладное, коснулся рукояти своего меча и произнес:
— Крестоносец, твои враги — это и мои враги.
И резким движением левой руки сорвал с лица Влада кожаную маску. Пират знал настоящего барона в лицо. Дюжина его подручных тотчас вскинули луки и нацелили на нас стрелы. Куманы Доминиканца стояли недвижно, уронив руки вдоль тела — умирать никому не хотелось.
Не было произнесено ни единого слова. Но человек с лицом Влада не мог быть бароном Д’Отервилем. Доминиканец не смотрел ни на Влада, ни на пирата. Он смотрел на меня. Глаза его сперва расширились от страшной догадки и тут же сощурились от презрения. Он проговорил:
— Ты… барон Анри де Вентадорн… и богомилы?..
Мы стояли перед пиратом — то ли сарацином, то ли арабом, кто знает? Руки у всех нас были связаны.
Первой, на ком остановился взгляд пирата, была Лада. Он снял с нее шлем. Короткие русые ее волосы разлетелись вокруг похудевшего лица, заблестев, как солнечные лучи. Пират вздохнул. У меня сжалось сердце, и я поспешил сказать:
— Эта женщина — моя рабыня.
Пират даже не взглянул в мою сторону, он впился глазами в Ладу. А мне сказал:
— Она не твоя рабыня, ибо ты сам раб. А стоит она подороже тебя, хоть ты и рыцарь.
После чего шагнул к Владу, чтобы открыть ему рот — хотел посмотреть на зубы. Я испугался, что Влад откусит ему пальцы. Забыл я о том, что он богомил.
Подошел черед Ясена. Тот держал в связанных своих руках лютню Пэйра. Пират спросил:
— Кто таков?
Тут неожиданно вмешался Доминиканец:
— Он богомил.
Тщетно надеялся я обмануть его нашим маскарадом.
Пират сказал:
— Он певец. Говори, в кого веруешь — в Аллаха или в Христа? Коли в Аллаха, приди и сядь у правого моего колена, а коли в Христа — руки твои останутся связанными.
Я сказал:
— Он верует в Христа, но не в того, кому служит этот монах, а в другого.
Пират сел, продолжая разглядывать нас, своих пленников. И произнес:
— В того Христа, в другого Христа… Голова идет кру́гом.