Я прижал Книгу к груди. А что, если наш мир и впрямь есть творение дьявола? Как могла столь чудовищная злоба и звериная жестокость жить в человеке, созданном по образу и подобию Божьему? Звериная жестокость? Звери убивают, чтобы насытиться. А ради чего эти изверги истязали себе подобных? Люди ли они?
В сердце моем не было ненависти. Только ужас. Если бы я мог, я перебил бы всех палачей, но я не испытывал к ним ненависти. Нельзя ненавидеть бешеную собаку. Даже Доминиканец не вызывал во мне ненависти.
Но не Господь ли послал людям эту Книгу, дабы заставить нас подавить в себе дьявольское, отречься от него? Будь это не так, родилась бы иная книга, тоже Священная, но в другом месте и в другое время. И если бы она не стала искрой пожара, то зажег бы его огонь небесный.
Я смотрел, и мысли обжигали лоб мой огнем, который уничтожал жилье человеческое совсем рядом, внизу, у нас под ногами. Влад спрятал лицо в ладонях, Лада закрыла голову платком.
Посветлело. Палачи вскочили на своих коней и умчались, оставив после себя лишь пожарище. Кое-где среди черных обугленных головешек еще вспыхивали искры. Но ни единой искорки жизни не осталось в десятке тел, обезображенных пытками альбигойцев. Палачи милостиво прикончили их.
Запели птицы. Влад убрал ладони со своего лица и с какой-то невероятной нежностью снял платок с головы Лады. Вспыхнули огромные ее глаза, залитые слезами… Я чувствовал себя виноватым в том, что оказался хорошим прорицателем.
Влад сказал:
— Поехали побыстрей отсюда!
Я сказал:
— Останемся до сумерек. В этом месте нас искать не станут, никому в голову не придет, что мы еще здесь.
Целый день лежали мы, вглядываясь в синее небо. Не смели взглянуть вниз на израненную, почерневшую землю. В полдень послышалось воронье карканье и крики орлов-стервятников. Когда стемнело, от печального воя шакала защемило сердце. Потом наступила тишина.
Я бросил взгляд на сожженный дом. По пепелищу бродили тени — альбигойцы пришли, чтобы забрать трупы.
Внезапно почувствовал я, что рядом стоит человек. Я вздрогнул и обернулся. Это был Влад. Он подошел так тихо, что я даже не заметил. Либо я уже старел, либо он умел двигаться неслышно и ловко, как змея. Неподалеку, закрывшись с головой, лежала Лада, — она не знала, что крики стервятников и вой шакалов уже стихли. Влад сказал:
— Это к лучшему — пусть не слышит.
И добавил:
— Куда мы пойдем?
Я признался ему:
— Не знаю. Куда ветер подует. По крайней мере, не учуют нас — они ведь могут пуститься в погоню с собаками.
Он подтвердил:
— Да, знаю.
Я посмотрел на него и сказал:
— Не пойду туда, к альбигойцам. Среди них есть предатели.
Влад сказал:
— И я бы не пошел. Слушай — отчего ты остался на этом холме, рядом с палачами? Оттого что знал, что не станут они искать тебя в пасти волка.
Я молча ждал. Он говорил жестко и убежденно, — должно быть, весь день обдумывал, что сказать мне. Но не верил я, что он нашел какой-то выход. Влад сказал:
— Нужно теперь искать другую пасть. Такая есть. Земли барона Д’Отервиля. Они близко. Доминиканец не будет искать нас на земле человека, которого ты убил и чьи доспехи ношу я. Ему не придет в голову, что у нас хватит дерзости и безрассудства, чтобы сунуться в волчью пасть. А мы сунемся — я с вепрем на груди.
Я сказал ему:
— И на следующий день Доминиканец поймет, что мы скрываемся во владениях барона. Он ведь знает, что настоящий барон мертв.
Влад сказал:
— Я и хочу, чтобы он понял. И пустился за мной в погоню.
Я сразу же уловил его мысль. Как только он произнес «за мной». Не «за нами». Точно так же я понял с полуслова и Ясена. Я сказал Владу:
— Не думай о Ясене.
Он сказал:
— Ясен пошел на смерть. Я охотник, Бояне.
Я всмотрелся в него. Смеркалось, лицо Влада тонуло в вечернем сумраке. Он собрался с духом, чтобы признаться:
— Прежде чем стать богомилом, я был царским ловчим. Охотился вместе с отцом. Совсем молодой был, дитя. Семь медведей уложил рогатиной, вроде твоей. Оленей гонял, как волк. Пока однажды… не раскаялся.
Мне вспомнилась та ночь, когда Ясен убил пирата. Я видел Влада, сражающегося, как дьявол, но думал, что им движет любовь к Книге и ненависть к ее врагам. А он раскаялся в том, что убивал медведей и оленей… Этот мужчина-дитя. Когда же раскаюсь я?
Влад сказал: