— Итак, ты продаешь меня?
Слова эти не задели меня, я даже не вздрогнул. Я уже решил все заранее. И сказал ему:
— Книга должна продолжить свой путь.
Влад спросил:
— Без меня?
Я ответил:
— Без тебя. Без меня, без Лады. Книга — это всё.
Влад сказал:
— И я должен обещать, что останусь в замке?
Я сказал ему:
— Если не останешься ты, останемся все мы. И Книга. В любой час здесь может появиться Симон Католик.
Влад молчал. Он смотрел на меня. Смотрел на Ладу. Ни разу не взглянул на баронессу. И вдруг заговорил и сказал так:
— Ты оставишь Ладу со мной. Я отправлю ее в Болгарию — ведь я барон, не так ли? Иначе в другой раз ты продашь и ее.
Я сказал:
— Пусть решит сама Лада.
Лада наклонилась и поцеловала его в лоб. И сказала ему:
— Прощай, Владе!
Влад сказал:
— Прощай, Ладо! Бог с тобой, Бояне. Не могу я ненавидеть тебя, как не мог и полюбить. Ты не человек.
Мы вышли. Лада тихо спросила:
— Зачем, зачем?
Потом добавила:
— Что за страшное Слово ношу я в себе? Оно ведь исполнено любви и доброты… Зачем же оно разлучает людей?
Я молчал. Что я мог сказать?
И вновь держал я в ладонях своих свиток Священной книги. Он казался невесомым, странным и чужим без железной своей брони. Баронесса завернула его в кусок мягкой оленьей шкуры. Я развернул и посмотрел на диковинные, необычной формы, письмена. Неужто кто-нибудь умел прочитать их? Не сохранялось ли сокровенное Слово лишь в памяти живых людей — таких, как Лада? Баронесса куталась в длинные свои одежды и все же дрожала от холода. Мне показалось, что она обрадовалась, отдав мне Книгу — она освобождалась от нее. Лада стояла рядом со мной — она даже не взглянула на свиток. Баронесса сказала:
— Я посмотрела, но ничего не поняла. Правда ли, что с ее помощью можно призвать дьявола?
Я покачал головой: нет, неправда. И в тот же миг подумал — а не призывает ли и впрямь эта Книга слуг зла? Не приманивает ли их, как огонь — хищников? И не могут ли они причинить ей зло — как мошкара, слетаясь к зажженной свече, способна загасить ее пламя? А приблизившись вплотную к ней — сгорает. Была ли Священная книга нетленной?
Я посмотрел на баронессу. Не знал, в какие слова облечь свою просьбу. Сказать ли «Молю тебя» или… Не помню, когда в последний раз молил я кого-нибудь — кроме Бога. И я сказал:
— Пригласи Доминиканца в замок. Мы должны уйти незамеченными.
Она задумалась. Потом сказала:
— Помнишь, что сказала я монаху? Что когда человек умирает, с ним умирают и его устремления.
Да, я помнил кувшин, что упал и разбился, забрызгав нам ноги красным вином. Лады при этом не было. Теперь она вдруг проговорила:
— Не убивай его. Пусти слух, что он чумной. Пусть разбегутся люди его. Пусть останется один-одинешенек. Может, тогда задумается о содеянном им зле.
Баронесса едва заметно приподняла брови и с удивлением оглядела Ладу.
Конские копыта процокали по бревнам навесного моста. Мы с Ладой покидали замок Отервиль. На груди у меня, под кольчугой, плотно к телу была привязана Священная книга. Лада везла с собой клетку с двумя голубями. Влад дал ее ей, чтобы она выпустила их, когда мы найдем новый приют.
По обеим сторонам моста возвышались две башни. На площадке правой башни стоял Влад, поддерживаемый двумя рослыми мужчинами и баронессой. Над головами их вились встревоженные голуби, а голуби в клетке Лады били крыльями. Ветер трепал флажки с изображением вепря на копьях стражей, которые будто стерегли нового барона, чтобы он не рванулся к нам. Из бойницы левой башни провожал нас взглядом бледный Доминиканец. На площадке этой башни развевались два лоскута — красный и черный. Монах внезапно заболел — баронесса сказала нам, что лицо его покрылось красными пятнами. Его заперли в нашу келью и все его вещи сожгли. Люди его разбежались. Баронесса говорила, что опасается, не чума ли это. Не ровен час могли и ее замок поджечь… Но внешне она не проявляла никакого беспокойства. Доминиканец недооценил ее.
Двое мужчин забивали крест накрест досками дверь башни Доминиканца. Удары молотов сыпались, как комья земли на гроб. Белое лицо монаха вжималось в решетку.