Тогда ощутил я, что сжимаю обеими руками свою рогатину. И увидел бледный свет, который становился все ярче и ярче под моими пальцами, покуда они не стали прозрачными. Я оцепенел от страха. Попытался отпустить посох — и не мог. Пальцы онемели и словно примерзли к нему — они отказались подчиняться.
На одно лишь мгновение я взбунтовался. На одно лишь мгновение стал только Анри, думал, как Анри, вспоминал, как Анри. На одно лишь мгновение забыл о Бояне и о Священной книге, и она показала мне, что я — в ее власти…
Я должен был передать Книгу альбигойцам и избыть в себе Бояна.
ДЕНЬ ТРИНАДЦАТЫЙ
Осталось два дня.
Я покинул деревню еретиков. Начал спускаться с горы зимой, равнины достиг уже весной. Первую ночь я снова спал один.
Той ночью снился мне сон. Думаю, если б не слыхал я рассказа о пастушке, который со своим невидимым войском снял вражескую осаду у Тырново, я бы этого сна не увидел.
Лечу я над окровавленными и окутанными дымом стенами Тулузы. Только вот Тулузой ли была та крепость?.. Высоко лечу, вижу и город, и рыцарей с белыми крестами вокруг него, и венок гор вокруг осажденных и осаждающих. Пока Священная книга совершала свой долгий путь, люди продолжали истреблять друг друга.
Захожу в какую-то подземную залу, похожую на пещеру. Возле стола со свечой сидят только три альбигойских старейшины и епископ из монастыря Святого Мартина. В стене оконце, через него чьи-то невидимые руки бросают монеты в шлем. Монеты звенят — так звенел колокольчик Лады. Рука за рукой, монета за монетой. Одна жизнь за другой. Живые защитники бросают свой знак жизни в шлем, мертвые унесли его в могилу. Комендант Пьер Роже приносит полупустой шлем епископу и говорит ему:
— В шлеме на двести монет меньше, чем было. Дай оружие Совершенным.
Епископ отвечает:
— Нет, Пьер Роже.
Пьер Роже говорит ему:
— Тогда… надежды нет.
Входит трубадур. Это Пэйр. Но Пэйр мертв! Если это не Пэйр, то его близнец. Он несет в руках голубя. Епископ снимает записку с голубиной шеи, читает ее и, когда встает, чуть не падает. Двое старейшин успевают его подхватить. Епископ опускается на колени, другие следуют его примеру, при этом не отрывают от него взгляда. Он успевает прошептать:
— Священная книга приближается к нашей крепости.
Я лечу над стенами этой крепости. Толпы альбигойцев, взобравшиеся на стены, размахивают факелами и поют:
Венок костров окружает крепость — там ждут их крестоносцы.
Внезапно темные горы вокруг заливает сияние — словно встает заря. Вся гора пылает. Священная книга вновь разжигает пламя восстания.
По темным склонам гор устремляются вниз потоки и вереницы факелов, они словно прочерчивают невидимые тропы — как вены на теле великана. Потоки сливаются в огненную реку. Я не вижу лиц, их черты размывает дым. Но я слышу голоса:
— Священная книга здесь!
— Святой апостол Иоанн с нами!
— Вооружайтесь!
— Жгите дома свои — Господь возведет для нас новые в небесах!
— Священная книга ведет нас!
А в стане крестоносцев — невообразимая суматоха. В неверном свете костров видно, как рыцари вскакивают в седло, успевая всунуть лишь одну ногу в стремя, и кони тащат их за собой. Цокот копыт затихает, уносясь в ночь. Воины режут веревки шатров. Поджигают камнеметы и тараны.
И тогда — тогда раздается голос Лады. Она читает Священную книгу, как в ту ночь в Мертвом городе.
Она говорит:
— Тогда Сатана выйдет на свободу из темницы своей и начнет войну с праведниками. И праведники станут взывать к Господу. И Господь повелит Архангелу трубить, и трубный глас Архангела станет слышен повсюду — от небес до преисподней…
По невидимым тропам пробираются люди. Кресты белеют на их спинах. Поначалу их двое-трое, потом десятки и сотни. Они идут, затем начинают бежать. Голос Лады настигает их:
— А на неправедных изольется гнев Господень. И охватит их скорбь и беспокойство. И если бы человек, кому от роду тридцать лет, поднял камень и бросил его вниз, камень тот упал бы на дно лишь через три года — такова глубина огненного озера, где станут обитать грешники. Тогда Сатану схватят, как и всех его воинов, и будут они брошены в огненное озеро…